– О, ты можешь поступать так, как тебе угодно, Эдуард! – с холодным достоинством отвечала Эллен. – Однако позволь напомнить, что нынешнее положение дел сложилось не по моей вине. Во-первых, виноваты в нем те, кого с нами уже нет, но в еще большей степени – мой братец Генри, чьи злодеяния и глупость угрожают ввергнуть нас всех в полное ничтожество…

– Что ты подразумеваешь под «злодеяниями и глупостью»?

– То, о чем я уже говорила с тобой раньше. Эту жалкую девицу, Джоанну Хейст. Похоже, Генри закрутил с ней какую-то пошлую интрижку – по вашей отвратительной мужской привычке – и теперь отказывается жениться на Эмме Левинджер. Мой отец умолял его об этом на смертном одре – но он все равно отказывается, хоть и знает, что в этом браке заключено спасение его семьи, да и его самого.

– Должно быть, он с ума сошел! – сказал Эдуард. – Опасный псих, не иначе. Нет, насчет девушки я не удивляюсь, но то, что он отказывается жениться на мисс Левинджер – абсолютное безумие. Я сам о ней невысокого мнения, жена из нее – так себе, но ведь ясно же, что деньги у нее есть! Что же он собирается делать? Женится на той, другой?

– Очень возможно, насколько я его знаю. Вполне соответствовало бы его натуре.

– Проклятье, Эллен! Я так не могу! Ни от одного мужчины нельзя ожидать, чтобы он с радостью вошел в семью, глава которой вот-вот обанкротится, но при этом собирается жениться на трактирной прислуге.

– И снова я повторяю – поступай как знаешь, Эдуард. Кстати, если тебе так сильно не нравится поведение Генри – что вполне естественно, признаю это – ты можешь, я полагаю, сам переговорить с ним по этому поводу.

– И поговорю! Хоть я и не люблю вмешиваться в чужие любовные отношения, поскольку у меня достаточно своих дел, отнимающих много сил, но ему я все выскажу в лицо. Он неприятный и упрямый тип, с ним сложно будет справиться, но если он не понимает, что в мире есть и другие люди, с чьим мнением нужно считаться – то сам виноват! Вот так!

– О, я уверена, это очень храбро с твоей стороны! – со скрытым сарказмом произнесла Эллен. – Однако если бы я могла дать тебе совет, то предложила бы воспользоваться тем, что мой бедный отец называл suaviter in modo, а не fortiter in re[9].

– О, к черту латынь! Пожалуйста, говори по-английски!

– Я имею в виду, что на твоем месте я бы действовала осторожно и мягко, поскольку, как ты только что сказал в свойственной тебе блестящей манере, Генри – неприятный и упрямый тип, с которым трудно справиться. Что ж, насколько я знаю, он сейчас один, так что лучшей возможности поговорить у тебя не будет. – Тут Эллен позвонила и попросила мгновенно возникшего в дверях Томсона: – Томсон, будьте добры, проводите мистера Милуорда в комнату сэра Генри.

Эдуард заколебался, ибо, подобно многим героям, внезапно почувствовал, как мужество странным образом утекает из него, словно вода сквозь пальцы. Подняв взгляд, он увидел, что Эллен наблюдает за ним с легкой улыбкой, и понял, что отступление будет означать для него только одно – в течение долгого времени он будет беззащитной мишенью для стрел иронии мисс Грейвз. Эдуард Милуорд стиснул зубы – и отправился навстречу испытаниям.

Через минуту он уже стоял перед человеком, которого собирался уничтожить своими доводами. Генри Грейвз сидел у окна в кресле, рядом стояли костыли, на коленях покоилась раскрытая книга, а на лице было явственно написано, что никакой радости от визита мистера Милуорда он не испытывает. Он даже хотел сказать Томсону, что никого не принимает – но Эдуард зашел в комнату вслед за дворецким, и потому оставалось только пожать ему руку и пригласить сесть. Затем состоялся разговор.

– Как поживаете, Грейвз? Я пришел к вам по делу.

– Дела неплохо, примерно так, как и ожидалось, благодарю вас.

Пауза.

– Прекрасная погода, не правда ли?

– Насколько могу судить – да, но ведь вы были снаружи – вам лучше знать.

Снова пауза.

– В этом году должно быть много фазанов. Они отлично провели гнездование. Просто море птенцов.

– Совершенно с вами согласен. Вы говорили, что пришли по делу?

– Вы ведь фазанов не разводите?

– Нет, к сожалению, в настоящее время у меня несколько иные интересы. Так что там с делом?

– Хорошо, Грейвз, я как раз к нему и веду. Фазаны тоже ведут к нему. Фортитер, так сказать в модо – как говорит, Эллен.

– Правда? Она так говорит? Что ж, вполне подходящий девиз для нее, хотя и не совсем верная цитата. Ну, если мы покончили с фазанами…

Повисла еще одна пауза, после которой Эдуард с некоторым усилием произнес:

– Вы не выращиваете фазанов, Грейвз, потому что не можете себе этого позволить. Я только что узнал, видите ли, что вы банкрот, и вообще – все это мошенничество, и у Эллен не будет ни фартинга… в смысле ее восьми тысяч фунтов. Она послала меня поговорить с вами об этом!

– Серьезно? Действительно, типичное fortiter in modo. Что ж, прошу вас, мистер Милуорд, говорите, что хотели. Однако прежде чем вы начнете, позвольте напомнить вам, что вчера я попросил вас остаться и послушать, что скажет адвокат после оглашения завещания, но вы не захотели.

– К черту завещание! Это тоже обман, как и всё здесь. Говорю вам, Грейвз…

– Одну минуту. Прошу вас сбавить тон, сохранять самообладание и не забывать, что вы разговариваете с джентльменом.

– С джентльменом? Хорош джентльмен! Вы хотели сказать, с банкротом, который не желает спасать свою семью и отказывается жениться на девице, которая могла бы снова поставить всех на ноги; с благонравным притворщиком, который проповедует направо и налево, а сам в это время крутит шашни с барменшей да еще имеет наглость заявлять, что хочет опозорить нас всех, женившись на ней!

– Я просил вас сбавить тон, мистер Милуорд.

– Сбавить? Да я собираюсь его еще поднять – раз уж я оказался помолвлен с сестрой человека, который творит такие вещи. И не надо так смотреть на меня, Генри Грейвз, в смысле – сэр Генри! Вы должны срочно исправить свое поведение, иначе пострадает Эллен, поскольку я просто брошу ее и вообще умою руки! Банкротство и само по себе паршивая штука – но будь я проклят, если породнюсь с барменшей! Подумать! Эдуард Милуорд из Апкотта – и его невестка-барменша! Да ни за что!

Генри перебил его тихим и на редкость зловещим голосом:

– Вы были так любезны, мистер Милуорд, что в доброте своей – а вовсе не во гневе – с присущей вам прямотой указали мне на ошибки, совершенные мною. Позвольте же и мне, прежде чем я скажу все остальное, указать вам на вашу несомненную ошибку. Вы говорите, что «бросите» мою сестру – но не из-за того, что сделала она, а из-за того, что только собираюсь сделать я. Как мне кажется, ей исключительно повезет, если вы выполните свою угрозу. Тем не менее я чувствую себя обязанным сказать вам, что мужчина, который ведет себя подобным образом по отношению к женщине, не имея при этом причин обижаться на нее – не является тем, что принято понимать под словом «джентльмен». Но довольно о сестре, давайте обо мне. Мне кажется, есть только один возможный ответ – и на том языке, который вы считаете возможным использовать. Будь я здоров – я бы не постеснялся применить его, хоть и не люблю насилие. Поясняю: я должен был бы спустить вас с лестницы и пинками прогнать из дома, а если силы не подведут – то и до самых ворот. Увы, будучи искалеченным, я пока не могу действовать столь активно – но сделаю все, что могу.