– Да, господин.

– Господь на небесах! – с издевкой воскликнул Гербрухт. – Он ее любит! Она, видать…

– Цыц! – рявкнул я и поглядел на норманна. – Кому ты присягал?

– Ярлу Рагналлу, господин.

– Так чего ты ждешь от меня? Что я верну тебе супругу и отпущу?

– Нет, господин. – Он покачал головой.

– Человеку, который нарушил присягу, нельзя доверять, – проворчал я.

– Господин, я дал клятву и Аскатле.

– Аскатла? Так зовут твою жену?

– Да, господин.

– И данная ей клятва сильнее присяги ярлу Рагналлу?

Ответ на этот вопрос он знал, но не хотел произносить его вслух. Вместо этого поднял голову, чтобы посмотреть на меня.

– Я люблю ее, господин, – взмолился пленник.

Прозвучало это заявление глупо, и Видарр это понимал, но на унижение его толкнула любовь. Женщины такое умеют. У них есть власть. Мы можем твердить, что присяга нашему господину есть самая суровая клятва, определяющая нашу жизнь, – клятва, связывающая нас и стоящая превыше всех прочих клятв. При этом можно по пальцам пересчитать мужчин, которые не преступят любую клятву ради женщины. Я нарушал клятвы. Этим не горжусь, но почти всегда – ради женщины.

– Назови мне хотя бы одну причину, почему я не должен скинуть тебя в ров и не убить, – проворчал я Видарру. Он молчал. – Или отослать обратно к ярлу Рагналлу, – добавил я.

Нам страшно признавать, что женщины обладают такой властью, поэтому я был суров с ним.

Парень покачал головой, не зная, что ответить. Гербрухт злорадно ощерился, но тут Видарр решился на последнюю дерзкую попытку:

– Мне известно, почему твой сын пришел к Рагналлу!

– Мой сын?

– Господин, священник. – Норманн смотрел на меня, и на лице его читалось отчаяние. Я не отвечал, и он истолковал мое молчание как гнев. – Священник, которого оскопила колдунья, – вполголоса добавил он.

– Я знаю, что она с ним сделала.

Голова его поникла.

– Господин, пощади меня, – почти прошептал юнец. – И я буду служить тебе.

Он пробудил во мне интерес. Правой рукой я поднял ему голову.

– Так зачем мой сын пришел к Рагналлу?

– Господин, он был посланцем мира.

– Посланцем? – спросил я. Что за чепуха? – От кого?

– Из Ирландии! – Он сказал это так, будто не сомневался, что мне должно быть известно. – От твоей дочери.

На миг я пришел в такое удивление, что лишился дара речи и просто уставился на него. На лицо пленника сыпал дождь, но я не замечал непогоды.

– От Стиорры? – выдавил наконец я. – С какой стати ей отправлять посланца мира?

– Господин, потому что они воюют!

– Кто?!

– Рагналл и его брат!

Я по-прежнему таращился на норманна. Видарр раскрыл рот, намереваясь что-то добавить, но я мотнул головой, давая ему знак молчать. Выходит, Сигтригр и Рагналл между собой во вражде? Мой зять – наш союзник?

– Принеси мне Вздох Змея! – крикнул я Годрику. – Живо!

Слуга подал меч. Я посмотрел Видарру в глаза, занес клинок и заметил, как взгляд пленника дрогнул. Потом я с силой опустил оружие, так что острие вонзилось в мягкую землю между двумя каменными плитами. И сцепил руки на эфесе.

– Клянись мне в верности, – потребовал я.

Парень наложил свои ладони на мои и поклялся быть моим человеком, хранить верность, служить мне, умереть за меня.

– Подбери ему меч, – приказал я Гербрухту. – Заодно разыщи кольчугу, щит и его жену.

Потом пошел повидать сына. Своего старшего сына.

Wyrd bið ful āræd.

Тем же утром Финан во главе двух с половиной сотен конных отправился в местность к югу от Эдс-Байрига, где перехватил два отряда фуражиров Рагналла. Первый перебили целиком, а второй обратили в беспорядочное бегство, захватив в плен одиннадцатилетнего мальчишку, сына одного нортумбрийского ярла.

– За парня дадут выкуп, – предрек Финан.

Еще он раздобыл шестнадцать лошадей, дюжину кольчужных доспехов, а также оружие, шлемы и щиты. В числе людей Финана я отрядил и Видарра, чтобы испытать новичка на преданность.

– Убивал он неплохо, – сообщил мне ирландец. – И дело знает.

Чисто из любопытства я пригласил Видарра с женой к себе в дом: поглядеть на женщину, способную довести мужчину до предательства и до слез. Выяснилось, что это низенькая пухлая бабенка с глазками-бусинками и острым язычком.

– Нам дадут землю? – пристала ко мне она, а когда муж попытался ее урезонить, накинулась на него как змеюка: – Видарр Лейфсон, не шикай на меня! Ярл Рагналл обещал нам землю! Не для того я пересекала океан, чтобы сдохнуть в какой-нибудь саксонской канаве!

Довести меня до слез ей было вполне по силам, а вот до измены – вряд ли. Видарр, однако, смотрел на нее, как на королеву Асгарда.

Всадники Финана возвратились усталые, но довольные. Они знали, что уменьшали войско Рагналла, а вырученные от выкупов и продажи оружия деньги пополнят золотом их мошну. Люди рвались в бой, и тем вечером Ситрик повел другую сотню в набег на ту же самую местность. Я хотел постоянно покусывать Рагналла, дать ему понять, что, пока он остается близ Сестера, покоя ему не видать. Мы здорово досадили ему в день после праздника Эостры и собирались причинять боль и далее.

Мне требовалось побеседовать со старшим сыном, но тот, похоже, не мог говорить. Он лежал, укрытый грудой одеял и шкур, в ознобе и испарине одновременно.

– Горячка должна перегореть в нем, – объяснила мне Имма, которой единственной из сестер разрешали общаться с мужчинами. – Ему нужны молитвы и пропотеть. Хорошо пропотеть!

Когда я пришел в дом, колченогий привратник застучал по железной полосе, извещая о приходе мужчины, и закутанные в капюшоны женщины ринулись прятаться, зато сестра Имма появилась из темного закоулка.

– Слава Всевышнему, кровотечение остановилось, – сказала она, перекрестившись. – Спасибо грудному покрову святой Вербурх.

– Чему спасибо?

– Его дала нам леди Этельфлэд, – заявила сестра. – Это священная реликвия. – Ее пробила дрожь. – Мне дозволили прикоснуться к нему!

– Грудной покров?

– Преподобная святая Вербурх оборачивала груди полосой ткани, – сурово просветила меня сестра Имма. – Она пеленала их туго, чтобы не искушать мужчин. А под материю подкладывала шипы, в память о страданиях ее Господа.

– Втыкала колючки себе в сиськи? – охнул я.

– Это один из способов восславить Бога! – провозгласила монахиня.