Латвия, Кандава – Кулдига, апрель, 2084

Второй день наступления выдался длинным и беспокойным. Панцергренадеров подняли в четыре утра, и батальон влился в двигавшиеся на запад войска. Расчет командования на ховеры оправдался на все сто – весенняя распутица почти не мешала продвижению. Стоило разведке наткнуться на сопротивление, как передовой отряд разворачивался в боевые порядки, сминал заслон боевиков, и войска двигались дальше. К полудню Тукумс, занятый передовыми частями еще ночью, остался позади. Только в районе Кандавы наступающие столкнулись с неожиданно сильным сопротивлением. Наступление забуксовало. Взвод Штайнера получил приказ отдыхать. Нашли относительно сухой холмик, ховеры заползли наверх и заглушили моторы. Пехотинцы повытаскивали из машин какие-то подстилки, скинули ботинки и повалились спать. Панцергренадеры покинули скафандры и присоединились к ним. Кирилл лежал на спине и смотрел на небо. Гул в небе не смолкал ни на минуту. На запад волна за волной летели реактивные беспилотники. Вдали, за лесом, не прекращались взрывы. Облако черного дыма застилало горизонт.

Механик-водитель сидел на крыше ховера и глотал злые слезы, глядя, как горит его родной город. Десять лет тому назад родители вывезли его, еще сопливого, в эвакуацию. Он вырос, мечтая вернуться домой, в Кандаву, которую почти не помнил.

– Кандаву утюжат, – жуя сухую травинку, прокомментировала Белка.

– Хорошо, – меланхолично заметил Кирилл. – Нам меньше работы.

– Нам работы хватит, – заметил сидящий рядом Штайнер. – Закончит работать авиация, и мы пойдем на зачистку. Командование приказало выжигать все гадюшники. Сами понимаете, что будет, если нам перережут «панцерштрассе».

«Панцерштрассе», нитку снабжения, по которой к наступающим войскам подвозили все необходимое, ни в коем случае нельзя было потерять. Это понимали даже далекие от стратегии пехотинцы. Без горючего, продовольствия и боеприпасов армия быстро превратится в толпу. Злую, голодную и практически безоружную. Поэтому на всем пути движения, в каждом населенном пункте оставляли заслон, на случай, если в окрестностях болтаются недобитые боевики.

Перед наступлением командование пообещало выделить отличившимся участки земли на освобожденных территориях. Поляки предвкушали, как расселятся в своей родной Польше, отстроят разрушенные города, обзаведутся поместьями. Каждый хотел стать помещиком, и чтобы обязательно с крепостными из пленных.

Разглядывая медленно плывущие в синем небе облака, Збигнев мечтал вслух:

– Мужиков постреляем, а бабы все наши будут. От арабочки я не откажусь. Или двух. Или десятка… Днем пусть работают, а вечером я их пердолить буду по очереди. Говорят, они горячие в постели. А?

Збигнев славился своими любовными похождениями.

Бьёрн сдвинул с лица панаму и одним глазом глянул на Збигнева.

– Кому что, а Збышеку бабы… Пердольщик-террорист…

Глаз закрылся, панама вернулась на место. Збигнев покосился на приятеля, посмотрел на командира: Штайнер работал с имплантом и в разговоре не участвовал. Увидев, что никому его мечты не интересны, Збигнев повернулся к Кириллу:

– Ну а ты, ты чего хочешь? Не может быть, что у тебя нет мечты! Кир?

– Я хочу свою роль сыграть. У меня есть долг, и я его любой ценой выполню, чего бы мне это не стоило, – глядя в сторону, ответил Кирилл.

– А себе, себе чего хочешь?

– А это и есть – себе. Больше ничего не хочу, – отрезал Кирилл.

Чтобы не продолжать разговор, он встал и пошел к сидящим чуть поодаль пехотинцам. Штайнер одобрительно посмотрел ему вслед.

Пехотинцы сидели кружком вокруг примуса. Весело попыхивал паром большой закопченный чайник. Кирилл нашел свободное место и сел. На него неодобрительно покосились: с чего это бронекопытный приперся? Но Черномор разрешающе махнул рукой. За время подготовки к наступлению они с Кириллом если не подружились, то сблизились. Почти ровесники, с одинаковым взглядом на жизнь. Кирилл о своих настоящих взглядах не распространялся, но Черномор, не стесняясь в выражениях крывший «систему», видел, что Кирилл с ним согласен. Узнав, что именно взвод Черномора будет работать в связке с ними, Кирилл обрадовался. Перед самым наступлением командир взвода, лейтенант, заболел и командование принял заместитель, Черномор. Он и так фактически командовал взводом: только такой мог справиться с разношерстной толпой бывших уголовников и отчаянных парней. Пехотинцы были мрачные и сосредоточенные. Зачистка Риги стоила взводу двух человек. Им хотелось выпить – это легко было прочесть по лицам. Но командование строго-настрого ввело на время похода «сухой закон».

Черномор протянул Кириллу большой бумажный стакан.

– Что, надоели камрады? – Он криво усмехнулся. – Уже поделили шкуру неубитого медведя, пшеки недоделанные?

Кирилл кивнул, грея руки о стакан. Отхлебнул душистого крепкого чая, усмехнулся, почувствовав явственный привкус коньяка.

– Не нравится, пехтура? – Рядом с Кириллом на расстеленный спальник плюхнулась Белка. – Испугались?

Кирилл удивленно поднял бровь: он не знал, что она понимает русский. Черномор ожег девушку взглядом и перешел на немецкий:

– Я не хочу зря подыхать, девочка. Штабным крысам все равно, они привыкли пехотой дырки затыкать…

– Кто это сказал? – резко спросил из-за спин Штайнер, точно хлыстом стегнул. – Отвечать!

– Штабс-ефрейтор Михайлов, господин обер-фенрих!

Черномор встал и повернулся к обер-фенриху. Штайнер постоял, играя желваками, но дуэли взглядов не выдержал, развернулся и ушел. Кирилл подумал, что по возвращении на базу накатает педантичный немец жалобу. За такие разговоры можно было и схлопотать. Но Черномор не боялся ни военной тюрьмы, ни штрафной роты. Знал, что никто его не посадит: воевать будет некому.

Отдых продлился недолго. Авиация работала по Кандаве до полудня, затем панцергренадеров подняли и отправили на зачистку. Городок произвел на Кирилла гнетущее впечатление. Кандаву разнесли в буквальном смысле по камешку. Там, где раньше были улицы, стояли дома, остались груды щебня с торчащими остатками стен. Руины горели, поэтому в город вошли только панцергренадеры. Человеку в скафандре ни огонь, ни дым помешать не могли. Панцергренадеры двигались цепью, перепрыгивая препятствия. Окутанные черным дымом, закопченные, они напоминали ангелов смерти, пришедших покарать неразумных смертных.

Жар мешал датчикам, панцергренадерам приходилось полагаться только на зрение. Цепь медленно двигалась вперед. Взвод достиг центра городка. Белка наткнулась на обгоревший детский трупик и не выдержала.

– Командир, тут не могло остаться выживших, – взмолилась она. – Что мы тут забыли?

– Збышеку арабка нужна. – Бьёрн захихикал и поставил на тактической карте метку. – Там как раз две были. Очень горячие, даже жареные.

– У нас приказ – проверить руины, – отрезал Штайнер. – Приказы не обсуждаются. Вперед!