Да, может быть, о смерти не стоит задумываться больше обычного и все мы сдохнем, но ведь вопрос-то в том, как прожить ту жизнь, которая тебе дана. После того, что произошло с ней, когда в ее жизни появился Павел, Кристина остро ощутила, что за этим материальным миром – миром ей знакомым, надоевшим и причинявшим боль, – есть другой.

А еще за последнее время, на примере Павла, до Кристины дошло наконец, что психологически можно умереть задолго до того, как начнется умирание физическое. Вспоминая, как долго она не могла вернуться к полноценной жизни, почувствовать ее вкус после развода – однажды она узнала, что еще Фрейд указал, что конец отношений подобен отмиранию той части личности, которая была проникнута близким человеком, – девушка чувствовала, что переродилась. Удивительно, но теперь ей было легко, хотя еще полчаса назад она в ужасе плакала о том, кого полюбила.

Приняв решение уйти от Паши по-настоящему, она, как феникс, возродилась из пепла. Теперь остается только сжечь мосты. Впрочем, Павел уже сделал это, убив аферистку.

Только где гарантия, что эта самая аферистка стала заниматься этими делами сугубо для себя, а не ради обеспечения деньгами любимого ребенка?

Теперь Паша был для нее не предметом обожания и не идолом, которому она внутренне поклонялась, – нет. Теперь она понимала, что он на самом деле похож на расписную матрешку. Раскрашенную столь ярко и утонченно, что кажется, будто она живая. Но на самом деле вся эта живость – нечто показное и фальшивое. Павел – это саркофаг, внутри которого труп. Труп того, кого она любила. Когда это было? Казалось, много веков назад.

Каким он был тогда? Тогда он был живым. Теперь же все в очередной раз перевернулось вверх дном: физически он жив, но духовно, психологически – уже мертв. Но если Павел сродни древним мумиям, Кристине ближе была роль бабочки, которая вот-вот выскочит из кокона и полетит в мир.

Девушка понимала, что остаться с Павлом означает погубить себя, подобно тому, как губит себя глупый светляк, отправляясь в огонь. Возможно, таким светлячком оказался Павел, охваченный огнем безумной идеи справедливости ради равенства и братства, которое принципиально недостижимо в любом обществе и при любом раскладе, поскольку все мы разные.

И тут ее обдало теплой волной, взявшейся буквально из ниоткуда. Кристина не испугалась, но почему-то подумала, что беременна. Интуитивно. Если это так, то пускай.

Возможно, Бог требует нашей к Нему любви, потому что Ему тоже одиноко. Что ж, она даст эту любовь своему сыну. Пусть даже он от Павла…

Возвращающаяся домой в радостном волнении, девушка увидела, как мимо пронеслась карета, из которой высунулся Нос майора Ковалева.

Будущей маме так никогда и не стало ясно, был ли это оживший персонаж Гоголя или какой-нибудь обман зрения из-за смешанных чувств и мыслей.

Вскоре после этих событий проживающие добровольно унесли ноги из коммуналки, оставив новым постояльцам «подарок» в виде тела Клавдии Васильевны.

– Очень умно жар загребать чужими руками… – Один из подвыпивших слушателей икнул и обратился к преподавателю. – Он же маньяк! Ментам его надо, на такое же растерзание, как по мне.

– Эх, Михаил, вы невнимательно слушали, – покачал головой рассказчик. – Да и если пофантазировать, то нет гарантии, что ее не загребли бы в тюрьму за компанию.

– Ну, может, – согласился выпускник. Примирительно воздев к небу руки, он икнул, и все рассмеялись.

– Погодите вы ржать, – осек шумных друзей дотошный студент, старавшийся осмыслить услышанное. – А дальше-то что было, расскажите.

– Так вы же сами лезете поперек батьки в пекло, коллеги… – с улыбкой ответил препод.

– Чудесным образом их подъезд никто не трогал. Об Алевтине Эдуардовне с тех пор никто из жильцов так и не вспомнил. Павел ушел в армию, а Кристина стала жить вместе со своей подругой и сумела выносить и родить ребенка. Она любила свое дите, несмотря на пакости отца. Несколькими годами позже, когда на Украине разгорелась гражданская война, Кристина повстречала Александра, который, соответственно значению его имени, оказался этой женщине опорой и поддержкой. Хочется думать, что они счастливы, – закончил рассказчик, взглядом ища официанта, и посмотрел на часы, словно идеально вовремя завершил лекцию.

1

– Что, и все? – возмутились молодые люди, отказываясь завершать встречу.

– А разве этого мало? – спросил психолог, обрадовавшись новой волне их любопытства.

– Но картинка-то не складывается.

– Пить надо меньше.

Студент выжидательно и даже грозно посмотрел на рассказчика…

– Ну ладно… Будет вам эпилог. Верьте не верьте, а в ту ночь в дверь раздался звонок. Что думают наши люди в таких случаях?

– Менты. Шухер.

Вновь раздался здоровый студенческий смех.

– Правильно.

– А потом?

– А потом было еще смешней, – сказал преподаватель с едва уловимой грустью в голосе, допив последний стакан.

* * *

Паша чувствовал себя мучеником, дарующим спасение людям, хотя отмучилась на самом деле хозяйка.

Покушав супчика из своего заклятого врага и выжрав немалое количество водки, он ничуть не волновался о том, кто может звонить, стоя за дверью.

Окосев и вальяжно подойдя к двери, лишь на секунду он вспомнил здоровой частью своей личности о существовании Кристины. Той, которую он когда-то любил. Казалось, он откроет ей дверь, а затем она все увидит и поймет. Он будет виноват, ничтожен, растоптан. Поэтому, если это пришла она… что ж, ему придется избавиться и от нее.

Но для остальных воображаемых зрителей, залихватски присвистнув, он сказал: «Небось Федор Михайлович пожаловал!»

В комнатах раздались жиденькие смешки. Дом, казалось, затрясся от страха.

Каково же было удивление Павла, когда порог переступил самый настоящий Достоевский, только оловянный, или уж не знаю, из чего он там был отлит…

Павел спросил:

– Вы, часом, не ко мне?

– К тебе. Преступления без наказания не бывает. – Руки живого памятника сомкнулись на шее убийцы. Таким образом, Кристина была спасена.

В баре возникла небольшая пауза. Компания студентов, собравшаяся вокруг любимого преподавателя, несколько поредела, хотя пару минут назад никто не хотел уходить. Кто-то спал, кто-то писал в Твиттер.

Но самый дотошный еще слушал:

– Да вы издеваетесь!

– Ничуть.

– Как же такое возможно?

– Сам не знаю. Не хочешь – не слушай.