В ту секунду, когда она постаралась на негнущихся уже ногах ускорить шаг и пройти мимо, все посетители этой ранее обычной столовой одарили ее своим вниманием. Их знакомые лица обросли шерстью, из пасти торчали клыки. Одна из девушек (чертей?) вульгарно встала на стол и положила свое копытце на плечо черту, подозрительно напоминающего хозяйке…

– Моего мужа…

С каким-то детским интересом, как ребенок впервые подглядывает, как моется девушка, и притом боится, что его застукают, она замерла и стала смотреть дальше, не в силах сделать шаг.

Мужчина – женщина отказывалась всерьез думать, что это ее муж, ведь все это бред – улыбнулся и начал облизывать копыто своей обольстительницы, а дальше… Дальше Вика – а вернее то, что от нее осталось – воткнула вилку в ногу водителю хозяйки.

– Алевтина Эдуардовна, хотите кусочек? У нас для вас есть здесь место, не стесняйтесь, садитесь рядом. Вашу прислугу вы же кормите. А я чем хуже? Давайте, может, я вас покормлю. Нельзя же жить в долг – все равно найдут и взыщут.

– Нет, я не верю в вас. Вика была хорошей. Это я плохая. С ней произошла случайность… – шептала Алевтина Эдуардовна еле слышно, но понимала, что они-то все слышат.

– Случайность?! – вскинулись черти, прервавшись от блуда, еды и веселья. Похотливая «женщина» на столе перестала отвечать на ласки «мужчины» с таким видом, будто хозяйка обломала ей весь кайф.

– Ах… Простите. Я всегда понимала, что случайностей не бывает, но искала себе оправдание.

Алевтина Эдуардовна не успела понять, как это произошло, но в следующую секунду интересная публика, состоящая в основном из чертей и умерших, исчезла в темноте, а вывеска столовой приобрела обычный вид.

– Но это не означает, что вас там нет. Просто вы от меня отстали, – сорвалось у нее с губ.

Пять минут спустя – хотя вряд ли в эту ночь время существовало в его привычном понимании – Алевтина Эдуардовна прошла под арку дома на Вознесенском.

Вроде бы все стало на свои места.

3

Охранник, увидев хозяйку в монитор единственной камеры, которую удалось отстоять, открыл ей калитку, щелкнув на кнопочку пульта охраны. Затем он, немного волнуясь, но решительно встал и открыл ей дверь.

Она поздоровалась с ним холодно, но не ощутила от него ни испуга, ни уважения. Все ясно. Она была жертвой.

Первым, что ей захотелось сделать, увидев охранника, – это плюнуть ему в рожу. Но в следующую секунду в ее горле пересохло, а голову пронзила яркая вспышка. Несколько секунд спустя он уронит на пол кружку с кофе. А потом они будут говорить… о чем? О «рейдерском захвате» и «обязательствах».

Да, вроде это ей снилось некоторое время назад. Об этом кошмаре она пыталась рассказать дочери. Только это не банальный кошмар, а самая настоящая реальность.

Выходит, она была не жертвой, а овечкой, которая сама притопала на заклание.

– Я все знаю, – сказала она охраннику, отчего он словно проснулся и неловким движением руки смахнул кружку на пол. – Чашка кофе располагает пообщаться, не так ли? – передразнила она мужика.

– Дело не только в тебе и жильцах. Это конец. Сегодня произошел наезд. Смена власти. Рейдерский захват. Гуляй, Вася. – После каждой фразы он нервно моргал и махал руками, будто голубь крыльями.

– Понимаю. И сейчас самый лучший момент всех распустить и расстаться на хорошей ноте.

– Но обязательства…

– Тянут на дно…

Внезапно охраннику стало жалко эту женщину. Он почувствовал себя одновременно и заложником ситуации, и соучастником преступления.

Ни с того ни с сего он обнял ее за плечо и повел за собой.

– Пойдем к ним. Ребята ждут. Это единственный подъезд, где люди не стали обрубать свет.

И они пошли. Шаг. Еще один. И еще.

«Господи, если мне так тяжело идти на своих двух, то каково же Кристине?» – успела подумать хозяйка, прежде чем войти в подъезд.

«А вот и знакомая лестница. Шаг. Еще один. И еще. В какой-то момент я споткнусь, а потом увижу Кристину».

Поднявшись на первые десять ступеней, она вдруг подумала, что ей это все привиделось. Например, от усталости – с кем не бывает. И ничего страшного не произойдет. Но это был самообман, потому что ночной кошмар уже начал сбываться.

Она чувствовала, что соприкасалась с чем-то, находящимся за гранью воли, сознания и любого произвола. И несмотря на то, что ничего еще не предвещало беды, «глюки» ушли, а головная боль перестала беспокоить, Алевтина Эдуардовна предчувствовала, что развязка близка. Путь в квартиру казался ей восхождением на Голгофу.

Сделав очередной шаг на ступень вверх – «Боже, как тяжело, это старость», – дама провалилась каблуком в ямку разбитой ступеньки. Чуть не подвернув ногу, но удержавшись, Алевтина Эдуардовна в ужасе заметила, как столкнулась с Кристиной и…

…сказала то, что не хотела, но должна была сказать:

– Я, конечно, понимаю, что вам тяжело, но нельзя ли меня пропустить?

…Сон продолжает сбываться.

– Понимаете?! Судя по вашим словам, инвалид вы, а не я! – восклицает Кристина.

Нехотя присутствуя при этой сцене, охранник, полминуты назад испытывающий жалость к женщине, которая дала ему работу, в очередной раз ощутил к ней ненависть. «Моя бы воля, мочканул бы тебя сам», – подумал он.

– Проходи, пожалуйста, не обижайся на нее, – говорит мужчина девушке и предлагает помочь спуститься, но та гордо вырывается и прыгает вниз, как ей удобно.

Алевтина Эдуардовна, наблюдая за этим спуском, ошарашенно припоминает, что будет дальше. Перед глазами мелькают острой вспышкой образы ближайшего будущего: «Мы поднимемся, откроем дверь, и я увижу полиэтилен и пакеты, расстеленные повсюду».

…Вот как формируется реальность.

«Затем я обращусь за помощью к охраннику, и он меня вырубит».

Но сейчас не это было важно. Алевтина Эдуардовна позволила себе остановиться («Как будто я решаю») и, опешив, заметила, сколько боли и негодования отразилось на лице девушки, которую она нехотя обидела.

Не в первый раз за сегодня, но, пожалуй, впервые по-человечески ощутила собственную ничтожность и беспомощность. Вот что, оказывается, быть виноватой.

В один миг она вдруг ощутила всю ненависть к себе и поняла, за что ее ненавидят другие. На глазах этой сухой женщины вдруг выступили слезы, и она захотела обнять всех и каждого в треклятой двадцать пятой квартире.

Оставались секунды до того, как Кристина спустится и выйдет во двор. Секунды, чтобы принести извинения. Женщина собрала последние силы, чтобы… но ничего не произошло.

Незримая пленка из обрывков затянувшегося кошмара, сохранившихся в памяти женщины, обретала материальное, реальное воплощение. Алевтина Эдуардовна хотела остановиться, но ноги несли ее впереди себя. То, что должно быть сказано, произнесено, а благородство и прочие поэтические вольности не допускаются, потому что это не твой сценарий.