После того как скандал вокруг истории с Минккиненом поутих, один эксперт из авторитетного аукционного дома сказал мне: «Мы бы могли делать все что угодно. Никто нас не контролирует». Это прозвучало как крик души, очень зло и с полным пониманием того, насколько ограничены ресурсы полиции в плане контроля торговли подделками и связанным с ней отмыванием денег. По словам эксперта, преступная деятельность мешает работе честных арт-дилеров. Как объяснить, почему твои цены вдвое выше, чем у конкурентов, которые предлагают на первый взгляд точно такой же товар?

Однако заметка в Ilta-Sanomat не была полностью объективной, поскольку наряду с Юрки Сеппяля за деятельностью в сфере искусства активно наблюдал также и старший следователь по уголовным делам Кари Хонканен. Он был очень предан этому делу, но его персона вызывала противоречивые чувства у некоторых арт-дилеров.

Хонканен, работавший в отделе по контролю преступности, делал проверочные закупки еще до того, как они были регламентированы инструкциями. Он искал осведомителей и внимательно следил за событиями в преступном мире. Его знали как эффективного и трудолюбивого полицейского, который при расследовании дел не считался со временем. В настоящее время Хонканен находится на пенсии.

Около пятнадцати лет назад я прочитал стопку протоколов следствия и решений суда по старым делам о преступлениях в сфере искусства и заметил, что в документах часто повторяются одни и те же имена. Например, преступники получили наказания в виде тюремного заключения в Турку, а по аналогичным делам в Хельсинки не были осуждены. По этому поводу Юрки Сеппяля сказал: «Мне казалось, что виновные предпочитают, чтобы дело рассматривалось в Хельсинки, а не в другом месте».

Из прочитанных документов в моей памяти остались имена, которые впоследствии пришлось слышать неоднократно. Это, например, Йоуни Ранта и его подельник Сеппо Юхани Суоминен, которые годами действовали на рынках поддельного искусства и вели другие совместные дела. Между тем Ранта почему-то не упоминает имени Суоминена в своей книге «Добросовестность — как я наводнил Финляндию поддельным искусством», опубликованной в январе 2017 года.

Ранта привлек группу молодых мужчин к инвестициям в ресторан Rosa Maria, который он вместе с Суоминеном открыл в городе Форсса. Но напарники так легкомысленно обращались с деньгами, что ресторан вскоре обанкротился, а инвесторам пришлось покрывать убытки на протяжении еще многих лет.

В своих воспоминаниях Ранта рассказывает, что в начале 1980-х годов он вместе с Даном Кейни приобрел у Ярмо, брата художника Юхани Палму, магазин Turun Taidesalonki, расположенный рядом с городским художественным музеем. Автор утверждает, что в салоне продавались подлинные произведения, однако его словам верить нельзя. В книге он описал, как ему удалось продать напрямую или через подставных лиц сотни поддельных картин на аукционах Hagelstam, Bukowskis и Stockholms Auktionsverk.

Перед отъездом в Брюссель я побывал на судебном процессе в городе Сало, где Ранта и Суоминен были обвиняемыми.

Согласно протоколам предварительного следствия, Йоуни Ранта и Сеппо Суоминен на протяжении долгого времени продавали местному предпринимателю поддельные картины. Эта афера началась более чем за десять лет до передачи дела о мошенничестве в суд, поэтому обвинения частично уже устарели. Ранта и Суоминен уговорили предпринимателя обменять принадлежавшие ему картины менее известных художников на произведения, якобы принадлежавшие кисти Хелены Шерфбек. В итоге у потерпевшего оказалась дома целая коллекция «подлинников Шерфбек». Когда же он обнаружил, что это подделки, Ранта и Суоминен предложили обменять их на другие картины, которые, увы, также оказались фальшивками. Тогда они попробовали возместить ущерб другими товарами, и Яни, сын Йоуни Ранты, привез предпринимателю целый контейнер застежек — таким образом мошенники хотели компенсировать неудавшуюся сделку.

Когда я читал протоколы предварительного следствия, у меня сложилось впечатление, что предложенные Рантой и Суоминеном товары, особенно вышеупомянутые застежки, нужны были лишь для запутывания дела и затягивания времени. Уловка удалась: рассмотрение дела было отложено на несколько лет.

Ранта рассказывает об этом судебном разбирательстве в своей книге, вышедшей двенадцать лет спустя: «Судебный процесс — событие неприятное для обвиняемого, но, похоже, его легче перенести, если ты виновен. Тебе не нужно сомневаться в своем душевном здоровье и мучиться из-за несправедливости происходящего. Можно сосредоточиться на поиске несовершенств в доводах обвинения и стремиться сократить срок наказания, к которому уже морально готов».

Слова Ранты живо напомнили мне атмосферу в зале заседания и пару других судебных процессов, за ходом которых я наблюдал. Обвиняемые в мошенничестве спокойно и расслабленно следили за происходящим, а вот потерпевшие часто выглядели как ежи, которые при малейшей опасности сворачиваются в клубок. Когда они излагали свою версию случившегося, атмосфера была мрачной, но, когда слово предоставлялось мошенникам, она странным образом становилась легкой и едва ли не веселой. Во время слушания одного серьезного дела о мошенничестве мне казалось, что обвиняемый, имевший степень доктора наук, наслаждается вниманием к нему и своим талантом изображать невинного.

Предприниматель, потерявший деньги в деле о подделках в Сало, был немногословен. На первой полосе местной газеты Salon Seudun Sanomat была опубликована статья о судебном процессе: «Директора фирмы, купившего фальшивки, обвиняют в экономических преступлениях». Из подзаголовка казалось, что бывший директор обанкротившейся фирмы выступает в суде в качестве и истца, и ответчика.

В начале судебного заседания я испытал те же самые подозрения в отношении потерпевшего предпринимателя, что и прокурор, и журналист местной газеты. В ходе процесса мое мнение изменилось, но только после того, как суд предоставил ему слово. Перед этим сын Ранты рассказал о том, как он привез предпринимателю контейнер с товаром. И только тогда я наконец понял, о каком товаре шла речь.

Специалисты в области транспорта и дорожного строительства используют слово vetoketju для обозначения приводных цепей для грузовых автомобилей, тракторов и другой тяжелой техники. Оно образовано от слов vetää — «тянуть, тащить» и ketju — «цепь». Между тем основное значение слова vetoketju — «застежка-молния», то есть деталь одежды, обуви и сумок. Я решил, что торговцы предложили заменить проданные ими фальшивые произведения искусства на используемые в тяжелых транспортных средствах металлические цепи. Это достаточно дорогостоящие запчасти, поэтому поначалу у меня создалось впечатление, что обвиняемые действовали добросовестно. Но я не мог даже предположить, что речь идет не о таких цепях, а о дешевых застежках.

На суде выяснилось, что предпринимателю привезли именно застежки-молнии для чемоданов. Когда прокурор задал сыну Ранте дополнительные вопросы, он сослался на то, что не помнит подробностей, поскольку прошло уже много времени.