Высокий офицер усмехнулся.

– В университет? – Он смерил ее испепеляющим взглядом. – И с кем ты там познакомилась?

– Да ни с кем. То есть… иногда я общалась с некоторыми студентами. Но они старше меня, и я с ними не дружу. Они давали мне советы, мы разговаривали об их учебе. – Магда пожала плечами, словно хотела сказать: «А что в этом такого?».

– Вы обсуждали политику?

– Политику? Иногда – да.

«Будь осторожна, – велела она себе. – Действуй с большой осмотрительностью».

– И что именно вы обсуждали?

– Чем будем заниматься после войны. Мы молоды и хотим, чтобы война закончилась и мы могли веселиться.

– Сядь, пожалуйста. – Круглолицый офицер поднялся со своего места и поставил кухонный стул для Магды.

Она села, стараясь дышать спокойно. Когда она расположилась на стуле, офицер провел рукой по ее спине. Напротив нее сидели родители, совсем бледные, со сжатыми от волнения губами. Отто же смотрел на нее с выражением спокойной отстраненности.

– Ты входишь в Союз немецких девушек? – спросил наконец круглолицый.

Магда кивнула.

– Нам сказали, что у тебя бунтарский нрав. – Он заглянул в свой блокнот. – По крайней мере, так заявляет ваш лидер, фрейлейн Мюллер.

Магда старалась держаться непринужденно и выдавила из себя улыбку:

– Я… я немного свободолюбива, наверное. Фрейлейн это не нравится. К тому же у меня плохо получаются пироги.

– Ты поддерживаешь дело национал-социалистической партии? – спросил высокий офицер.

– Конечно! – Магда постаралась изобразить в своем голосе как можно больше энтузиазма.

Офицер взглянул на Отто, и тот сдержанно кивнул.

– Это неправда насчет пирогов, – пылко возразила Кете. – Она очень скромная… но всегда готовит пироги и печенья для деревенских праздников. Она такая хорошая девочка. Kinder, Küche, Kirche[8] – это ее. В первый раз она поехала в Мюнхен со своей группой на митинг. До этого она никогда там не бывала. В душе она простая деревенская девчонка.

Круглолицый офицер пренебрежительным жестом велел Кете сесть за стол.

– Нам поступили сведения, – сказал он, оборачиваясь к Магде, – что ты подружилась с некоей Саскией Шафер. Это правда?

Магда поняла, что отрицать это бессмысленно.

– Саския… да, мы встречались. Но я не знала ее фамилию. Мы виделись пару раз. Она изучает философию, и мне тоже стала интересна эта тема. Мы встретились как-то днем около университетского фонтана. Знаете, там так красиво!

– Есть одно кафе, – продолжал офицер, заглядывая в свой блокнот, – «Кафе Леопольд» на Гизела-штрассе. Ты знаешь такое?

«Думай… думай».

– Нет, – решительно сказала Магда.

– Ты уверена? – холодно спросил ее офицер с круглым лицом.

Магда заметила, что глаза у него были почти черными. Ее сердце стучало в груди так громко, что, казалось, они могли услышать это. Неужели она в чем-то проговорилась? Она уповала на то, что в кафе ей приходилось бывать от силы пару раз, и надеялась, что никто из их группы не расскажет об этом.

– Да, уверена. Никогда о нем не слышала.

– Однажды ты заночевала у Саскии, – сказал офицер, глядя на свои заметки. – Мы узнали об этом от консьержки в здании, где у нее квартира. Эта пожилая женщина всегда все записывает.

– Да, верно. В тот вечер враги бомбили город. Я хотела вернуться домой. Помнишь, мамочка? – Кете кивнула в знак поддержки. – Я никогда раньше не ночевала вне дома, но налетели бомбардировщики, и нам пришлось спрятаться в подвале. Это было ужасно: соседние дома были разрушены, погибли люди, маленькие дети бродили по улицам в поисках матерей. – Магда посмотрела на всех, кто находился в комнате, ее лицо было полно тревоги и грусти. Таким образом она надеялась пробудить немного сочувствия к себе.

– Моя бедная Liebling! – словно по сигналу воскликнула Кете.

– Ты знала, чем на самом деле занималась в Мюнхене Саския? – спросил высокий офицер.

– Не понимаю… она же студентка.

– Ее семья известна своими антинацистскими взглядами. Ты знаешь об этом?

– Нет! – уверенно ответила она.

– Ты знала, что Саския Шафер была участницей организации под названием «Белая роза»?

У Магды снова пересохло во рту.

– Нет… не знала. Никогда не слышала о такой… Что еще за «Белая роза»? – Она лихорадочно соображала, не остались ли в ее комнате листовки. Может быть, несколько штук, хотя она помнила, что раздала часть во время предыдущей поездки в Мюнхен. Ее руки стали влажными, и она непроизвольно стала вытирать их о юбку.

– Они хотели свергнуть правительство, – продолжал высокий офицер. – Это была революционная группа.

Магда изобразила на лице глубокое потрясение.

– Нет! Я не могу в это поверить. Саския точно не могла пойти на такое. Я плохо ее знала, но она казалась такой хорошей и милой. – Она посмотрела на мать, в глазах которой стояли слезы.

– Ты надеешься, я поверю, – сказал круглолицый офицер, встав и начав расхаживать по комнате, – что ты познакомилась с этой девушкой и ее друзьями-революционерами и они никогда не обсуждали с тобой свои политические взгляды?

– Да… то есть нет… они не обсуждали свои взгляды со мной. Они считали меня еще ребенком. Даже смеялись надо мной.

Офицер остановился напротив Магды. Он посмотрел на нее, его рот слегка искривился, а немигающие черные глаза буравили ее, словно пытались проникнуть в самую душу. Затем он повернулся и махнул рукой коллеге, который тут же поднялся, поправил мундир и стал надевать перчатки.

– Что ж, сейчас мы уезжаем, – сказал круглолицый. – Но мы будем следить за тобой, Магда Майер. Отто сказал мне, что ты ревностная участница Союза немецких девушек. Он готов за тебя поручиться. Не заставляй нас возвращаться сюда. Дело очень серьезное, ты поняла? Измена карается смертью.

– Да… да, конечно.

– И постарайся не ездить больше в Мюнхен.

Когда офицеры и Отто ушли, Магда села за кухонный стол. Ее трясло. Мать приготовила чашку горячего шоколада и поставила перед ней.

– Магда, ты должна рассказать нам, что ты сделала и кто твои знакомые. Мы поймем, – сказала Кете. – Но ты должна нам все рассказать.

– Я не могу, – возразила Магда. – Честно говоря, я почти ничего не знаю. А то, что мне известно, я вам не расскажу. Будет лучше, если вы ничего не узнаете.

– Пообещай, что ты будешь держаться подальше от них! – взмолилась мать.

– Обещаю, – сказала Магда, зная, что это ложь.

В следующее воскресенье Магда встала рано и, пока родители еще спали, уехала на велосипеде в Аугсбург, где села на поезд до Мюнхена. Ночью город завалило снегом, и белые стены университета сливались с утоптанным снегом внизу. Даже фонтан замерз, превратившись в похожую на луковицу скульптуру из голубоватого льда. Магда прождала здесь все утро, переминаясь с ноги на ногу и