– Доктор Кальман заказал эту брошь и серьги для Эстер на годовщину их свадьбы – камни так подходили к ее глазам. Их изготовил ювелир из Аугсбурга… Вот и все, что мне известно. Они были сделаны в единственном экземпляре. Почему она не забрала их перед отъездом? – Кете посмотрела на Магду.

– О боже, – сказала Магда, хватая брошь и срывая ее со своего платья. – Как он мог?! – воскликнула она и бросила брошь на стол словно ядовитое насекомое. – Наверное, он украл их до того, как они уехали из деревни!

– Да. Но, Магда, ничего не говори ему. Он уже подозревает тебя, и ты не должна его злить.

– Он мне отвратителен! – Магда вскочила со своего места. – Он не храбрый солдат, а дешевый вор, и я его ненавижу!

Она убежала к себе в комнату и захлопнула за собой дверь.

Некоторое время спустя, лежа на кровати, Магда услышала размеренный стук ботинок Отто, который шел через двор. Затем на кухне послышался его голос и громкий смех, когда он, разговаривая с Кете, попытался пошутить. Магда услышала, как мать нервно рассмеялась, а потом позвала ее:

– Отто пришел!

Магда по-прежнему лежала на кровати лицом вниз. Она крикнула, но стеганое одеяло заглушило ее голос:

– Прости, но я плохо себя чувствую.

На лестнице послышалась тяжелая поступь Отто, затем он распахнул дверь в ее комнату.

– Магда, что значит: ты плохо себя чувствуешь?

– Мне нездоровится, – сказала она, поворачивая к нему свое красное, заплаканное лицо. – Извини, я не смогу пойти.

– Но это же мой последний вечер!

Магда с непониманием посмотрела на него:

– Что ты имеешь в виду?

– Разве ты не слышала? Нашу бригаду призвали на фронт. Завтра мы уезжаем…

Отто протянул ей руку, раскрыл ладонь и показал лежащую на ней брошь.

– Ты забыла про нее… Надень.

– Она сильно оттягивает платье, – сказала Магда. – Я ее сначала надела, но потом сняла.

– Надень ее, – твердо сказал он. – Приготовься. Я буду ждать внизу.

* * *

Дрожащими пальцами Магда приколола брошь на лацкан. Перед ее мысленным взором возникла фрау Кальман с ее прекрасными глазами, которые унаследовала Лотта. И эти глаза были полны ужаса, когда она стояла, прижимая к себе сына, в здании мюнхенского вокзала. Что в тот день сказал о них Отто? «Они никто… отбросы». Если он действительно уедет завтра утром, то сегодня вечером ей придется потерпеть. Всего один вечер, подумала Магда, и если повезет, то, возможно, она никогда его больше не увидит.

Часть третья. Победители и побежденные. 1944–1945 годы

Четыре года назад нашей нации и империи пришлось в одиночку сражаться с врагом, во много раз превосходящим нас по численности… Теперь нас снова ждет великое испытание. Но на этот раз это будет не борьба за выживание, а битва за правое дело до окончательной победы…

Из радиообращения короля Георга VI 6 июня 1944 года

Глава двадцатая

Белсайз-парк, Лондон, январь 1944 года

Снег падал бесшумно, укрывая глубоким пушистым ковром дороги, тротуары и сады. На обычно многолюдных улицах Белсайз-парка стояла тишина, люди с трудом пробирались по заснеженным дорогам к центру города. Имоджен встала с кровати и поежилась, когда ее босые ноги коснулись линолеума. Она пожалела о том, что не привезла из дома маленький коврик, и поспешила надеть тапочки и шерстяной халат. Затем Имоджен взяла полотенце и косметичку и побежала по ледяному коридору в общую ванную комнату. Обнаружив, что дверь заперта, она прислонилась к стене; ее трясло от холода, она сжала ноги. Из ванной слышалось, как Джой полоскает рот.

– Джой, ради бога, давай поскорее, – попросила Имоджен. – Я тут с ума сойду!

Она услышала, как открывается задвижка, и дверь распахнулась. В холл тут же выплыли клубы пара.

– Я только что приняла ванну, – сказала Джой, вокруг ее тела было обмотано маленькое полотенце. – Но вода еще горячая и приятная. Заходи. Я сейчас дочищу зубы и уйду.

Вернувшись в свою холодную комнату, девушки постарались как можно скорее надеть форму, состоявшую из черных чулок, темно-синей юбки со встречной складкой, белой рубашки, галстука и жакета.

– Господи, как же холодно! – пробормотала Имоджен, садясь у захламленного туалетного столика, который она делила с Джой. Всю его поверхность занимали коробочки с пудрой для лица, помады, расчески для волос и бигуди. – На улице такой сильный снегопад, – сказала она, выглядывая в окно эркера и припудриваясь. – Может, попросим у той женщины разрешение разжечь ненадолго камин? У нас в комнате неплохой камин… И я не уверена, что переживу еще одну такую ночь.

– Она ни за что нам не позволит, – ответила Джой, заглядывая в зеркало через плечо Имоджен и причесывая волосы. – Ты же ее знаешь. «Огонь можно разжигать только в общественных местах», – сказала она, подражая певучему голосу хозяйки дома.

– Ну что ж, пора завтракать, и, слава богу, столовая хорошо отапливается, – сказала Имоджен.

Девушки жили в холодном доме с меблированными комнатами в районе Белсайз-парк уже неделю, но до сих пор еще не привыкли ни к новому дому, ни к установленным в нем правилам, ни к географии столицы. Белсайз-парк находился в северной части Лондона, когда-то это был уютный пригород, где селились представители среднего класса. С тех времен здесь осталось много больших домов в викторианском стиле, которые разделили на квартиры и сдавали постояльцам за плату. Их дом подпадал под эту категорию, и теперь здесь собралась довольно пестрая публика, состоявшая из беженцев и военного контингента. На звание родного крова такое жилище, конечно, вряд ли могло претендовать. Однако между жильцами ощущалось своего рода чувство солидарности.

– Доброе утро, девушки, – сказал Найджел, военно-морской атташе, прибывший в Лондон на прошлой неделе. – Хорошо спали?

– Не очень, в нашей комнате настоящий морозильник, – пожаловалась Имоджен, размазывая свою крошечную порцию масла по куску клеклого белого хлеба.

– Если замерзнете, приходите ко мне, я вас согрею, – ухмыльнулся Найджел.

– Зря так стараешься, распутник, – ответила Джой, наливая себе чай. – Джинни, ешь скорее, а то мы опоздаем.

Когда девушки шли по лестнице наверх, чтобы взять шляпки и сумки с противогазами, их окликнула миссис Палмер, хозяйка дома.

– Надеюсь, сегодня вечером вы не опоздаете. Ужасно неудобно, когда приходится впускать людей после того, как я уже легла в постель. Я хочу, чтобы к десяти часам дверь была заперта.

– Мы постараемся! – крикнула Имоджен. – Но, простите, все зависит от нашей работы.

Она услышала, как миссис Палмер пробормотала себе под нос: «Чертова война!».