– Поищем. В какой области спец? Картины, археология,ювелирка?

– Сам не знаю пока, – уклончиво ответилМазур. – Мне бы с ним побеседовать сначала, а там и определим точнообласть... Знаешь, как это бывает? Крутятся в голове смутные версии, но никакне хотят в картинку сложиться... И не кривлю я душой, я просто не хочускороспелыми мыслишками делиться. Слушай, а что это ты оглядываешься? Такоевпечатление, что за тобой хвосты топают.

– Да брось ты, – поморщился Михась. –Выдумаешь...

– Впечатление такое.

– Впечатление... У меня вот впечатление, что ты упорноне договариваешь чего-то важного. А ведь, прости за хамство, я тебя частнымпорядком прикрываю, как могу...

– Спасибо.

– Кушайте на здоровье, – фыркнул Михась. –Тебя где высадить?

– А назад вернись, если не трудно, на то же место.

* * *

...Отпирая свою «Волгу», он уже нисколечко не сомневался:что-то важное осталось недосказанным и с д р у г о йстороны. Михась, как и Мазур, знал гораздо больше, чем сказал – но вот мотивыокутаны туманом. Одно ясно: есть канал, есть, не врет Лара нисколечко.У старого знакомого, едва он услышал о «черных копателях», глазкизагорелись и ноздри т р е п е т н у л и, как у ищейки. Впрочем, на то он иконтрразведка. А в данном вопросе контрразведка научена богатым опытом: там,где через границу контрабандисты проложили канальчик, рано или поздно замаячатза камушком или кустиком уши сопредельной спецслужбы. Интересно, это в ер с и я? А почему бы и нет? Если поверить, что наш некто пришел извне...

Он аккуратно притер машину в промежуток меж двумя старымитолстыми тополями. Вылез и взбежал по ступенькам магазина «Радость», заранееизображая на лице игривую беззаботность.

В зале с картинами было пусто. Из соседней комнаты тут жепоказалась белокурая валькирия Танечка, ослепительно улыбнулась ему, какзнакомому. Точнее, как клиенту, которому ничего не стоит извлечь из карманавосемьсот баксов в уплату за древний чугун... Выгодно выступать в такой роли,ничего не скажешь.

– А вы все расцветаете, Татьяна, милая Татьяна? –сказал Мазур игриво, поигрывая ключами от машины с непринужденностьюзаправского буржуя. – Знаете, я не хочу показаться неоригинальным ипошлым, вы наверняка выслушиваете такое по сто раз на дню, но все же... Как выпосмотрите, если я вас приглашу в какое-нибудь респектабельное местечко?Клянусь фамильным безменом, у меня нет низменных намерений – всего-то хорошеевино и пара медленных танцев... И, как предел эротических фантазий – пожатиеручки у вашего подъезда...

Она вырвала руку из пальцев Мазура – как ему показалось,даже с некоторой брезгливостью, на миг погасила профессиональную улыбку. Что-тонапрочь непонятное емуп р о с к в о з и л о в этотмиг.

И тут же улетучилось, перед ним вновь стояла милая девочка,заученно улыбавшаяся выгодному клиенту респектабельного магазина:

– Извините, неосуществимо...

– Ну что вы, я понимаю, – сказал Мазур с самойобаятельной из своих улыбок. – Где уж нам, дряхлым денежным мешкам,состязаться с белозубой молодежью... А не подскажете ли, Семен Климентьевич нарабочем месте имеется?

Танечка легонько вздохнула:

– Да нет, собственно...

– Понятно, – сказал Мазур с опытностьюзавсегдатая. – Нет молодца сильнее винца, а? Он здесь вообще-то? (Танечкинвзгляд машинально е р з н у л на миг в сторонуслужебных помещений.) Может, мне его поднять удастся? Дело очень уж срочное ивыгодное.

– Ох, сомневаюсь, – сказала она задумчиво.

– Но я попробую, можно?

– Не знаю даже...

На счастье Мазура, в зал энергично ворвалась странноватаядевица в красных шортах, желтой маечке и с бритой налысо головой, с натугойволочившая прямоугольный предмет, небрежно завернутый в грубую оберточнуюбумагу. Предмет походил на картину, а сама девица, соответственно – наэксцентричную мастерицу кисти и резца. Она завопила с порога:

– Танюша, солнышко, дай аванс, клапана ж горят!

Почувствовав, что сейчас валькирии, безусловно, не до него,Мазур проворно прошмыгнул в комнату, где размещалась в стеклянном шкафу«частная коллекция». На знакомом столике снова красовались пустые бутылки вкомпании немудреной российской закуски, но не было ни единой живой души. Какчеловек, уже знакомый с этим заведением, храмом то ли изящных искусств, то липошлой торговли, то ли всего вместе, Мазур вышел в другую дверь. Следовало, неоткладывая, проверить кое-какие свои предположения, пусть и казавшиеся насквозьбезумными. Есть испытанные народные методы приведения в чувство забулдыг, дажевесьма неподъемных. А разбуженный человек, пребывающий в глубоком похмелье,пуглив и податлив, что доказано многолетней практикой, из него веревки витьможно при некотором опыте...

Мазур бесцеремонно распахнул дверь крохотной комнатки всамом дальнем углу. Тяжелый воздух был настолько пропитан парами алкоголя итабачищем, что его вполне можно было кроить на пласты водолазным ножом. Босымиподошвами к двери на коротком диванчике возлежал бесчувственный господинЗадуреев, Семен Климентьевич, свесив правую руку, где стояла полупустаялитровая бутылка огненной воды и валялась пачка сигарет.

Бесшумно проскользнув внутрь, Мазур взял экс-художничка защуплое плечо. Приготовился тряхнуть как следует...

Медленно разжал пальцы. Присмотрелся. Нагнувшись, прижалладонь к шее, нащупывая артерию – и, прежде чем определил, что пульса нет,вновь ощутил ту же стылуюк о ч е н е л о с т ь.

Без усилий, перевернул тело на спину. Голова мотнуласьнелепо, безвольно, жутко, как чайник на веревочке.

«Ай-яй-яй», – холодно подумал Мазур.

На трупе была полосатая рубашка, бежевые полосочки узкие, абелые, наоборот, раза в три шире. И на такой вот белой полосе, прямо напротивсердца, торчала из груди обмотанная синей прозаической изолентой круглаярукоятка чего-то наподобие заточки. Крови не наблюдалось. Всажена, такоевпечатление, опытной рукой. Судя по состоянию тела, э т о стряслось не менеечаса назад...

Вмиг уложив тело в прежнем положении, Мазур шарахнулся кдвери, словно за ним гнались черти со всего света. Однако никто не ворвался впропахшую водкой и табаком комнатушку, никто не хватал его за руки, не махалпод носом наручниками – следовательно, это не было ловушкой, поставленнойперсонально на него. Это просто л и к в и д а ц и я, судя по первымвпечатлениям, исполненная не без изящества. Пока что, по крайней мере, никто невсполошился, не заметил вовсе...

Вернувшись в комнату с «частной коллекцией», он закурил иплюхнулся в кресло. Безнадежности не ощущалось, но в голове царил сумбур. Бытьможет, наш н е к т о решил таким образом оборвать некую ниточку – а может, всегораздо незамысловатее, и кто-то из постоянных собутыльников, сводя неведомыесчеты или в приливе белой горячки... В данную минуту, сугубо частным порядкомбесполезно и пробовать докопаться до истины...