И тут раздался стук в дверь. Громкий стук в дверь. Мы всезамолчали. Рахима вздрогнула и жалобным голосом спросила:

– Кто это может быть?

– Достань оружие, – попросила меня Гулсум, – и никого сюдане впускай. Сначала нужно узнать, где сейчас полиция.

Стук повторился. На этот раз послышались и голоса приехавшихлюдей. Теперь можно было не сомневаться, что до нашего дома наконец добралисьработники Скотленд-Ярда. Я отправился открывать дверь. Все поднялись со своихмест. Я открыл дверь. На пороге стояли десять или двенадцать человек. Всенапряженно смотрели на меня. Некоторые были в форме. Насколько я мог судить, кнам прибыло много высокопоставленных людей, и не только из Скотленд-Ярда.Добрались они сюда на нескольких машинах.

И все сразу принялись за работу. Со мной одновременноразговаривали два человека, один из которых был высокопоставленным офицеромСкотленд-Ярда, а другой, по-моему, из контрразведки. Приехавшие рассыпались подому, начав его изучение с подвала. С посуды и других вещей снимали отпечаткипальцев, допрашивали каждого из присутствующих. Тут же начали исследоватьжидкость, оставшуюся в бокале моего отца. В общем, люди привычно работали,стараясь собрать побольше фактов.

Старшего офицера, который беседовал со мной, звали МайкломУолбергом. Это был высокий мужчина с типичной вытянутой английской физиономией,лысоватый, с большими, прижатыми к черепу ушами. Он внимательно смотрел на меняи, кажется, подозревал всех находящихся в доме. Но для начала уточнил, у когоесть дипломатические паспорта, а узнав, что я – единственный дипломат средисобравшихся, почему-то обрадовался. Как будто хотел посадить в тюрьму сразувсех присутствующих.

Он выслушал мой рассказ о двух убийствах, ни разу не перебивменя. Затем начал задавать вопросы. Второй мужчина слушал молча. Я честноответил на все вопросы. И рассказал о незнакомце, появившемся в саду. Это ихзаинтересовало, и Уолберг долго расспрашивал меня об этом инциденте. Я никогоне видел, но пришлось соврать, что незнакомец был высокого роста и какой-тозаросший. Про нападение на отца в лондонской резиденции посла я тоже сказал,чем вызвал повышенный интерес второго собеседника. Этот контрразведчик мне дажене представился, но тоже подробно расспрашивал об обоих незнакомцах,появившихся в наших домах.

Мы беседовали довольно долго, потом Уолберга и его напарникакуда-то позвали. Они пошли на второй этаж, наверное, для того, чтобы посмотретьна погибшую, а меня временно оставили в покое. Я увел мать в гостиную, чтобы еене донимали своими вопросами бесцеремонные офицеры. И сразу вспомнил, что нерассказал Уолбергу о том, как мы обыскивали друг друга. Наверное, ему было быинтересно об этом узнать. Я сидел рядом с матерью, пытаясь ее успокоить, а самразмышлял о случившемся.

Минут через пятнадцать приехали двое наших дипломатов. Одиниз них был тот самый Абдулмамед, который мне звонил. Второго, более молодого,который испуганно озирался по сторонам, я не знал.

– Здравствуйте. – Абдулмамед даже поклонился, словновстретился с наследным принцем. – Мы приехали, как только узнали о случившемся.В дороге была плохая погода, но мы все равно старались успеть.

– Спасибо. – Я пожал ему руку.

Честное слово, в тот момент я был рад ему больше, чемдругим. Он хотя бы проявил искреннее сочувствие. Я отвел его в сторону:

– Нужно будет провести все переговоры, – пояснил я ему. – Исделайте все, что можно, чтобы нас пока не беспокоили журналисты. Желательно ихвообще не пускать в наше посольство.

– Конечно, – снова поклонился Абдулмамед. – Я позвонилнашему советнику, он сейчас тоже едет сюда. Мы сделаем все, что нужно.

– Не сомневаюсь. – Я показал ему в сторону кабинета. – Надопросмотреть все бумаги отца. Я сам приеду в его рабочий кабинет и всепросмотрю.

– Обязательно, – сразу согласился Абдулмамед, – вы можетевсе сами проверить. Только… – Он оглянулся на своего сотрудника. – Только уменя к вам одна большая просьба.

– Какая просьба? – Я заметил, как один из офицеров полициибеседует с Рахимой и та явно нервничает. Нужно подойти к ним и успокоить моюжену. Мне было не до этого трусливого дипломата.

– Дело в том, – он снова оглянулся, – дело в том, что вашотец подписал документы, связанные со мной. Письмо должно быть или у него дома,или в резиденции. Он обещал его отправить, но не успел. Сказал, что отправитпосле Нового года. Но после Нового года его письмо уже не будут рассматривать.Вы меня понимаете? Он подписал ходатайство о присвоении мне следующего чина.Мне это очень важно для будущей пенсии и для моей работы. Если вдруг вы найдетеэто письмо… – он снова оглянулся, чтобы убедиться, что его никто не слышит, –может, мы… может, вы… может, вы разрешите, чтобы мы его отправили заднимчислом? До Рождества. Чтобы оно попало в наш МИД. Они тогда не откажут. Они непосмеют отказать такому уважаемому человеку, который погиб на своем посту. Выменя понимаете?

Я отвернулся от него. И этот человек вызывал у меня добрыечувства?! Мерзавец. Хотя почему мерзавец? Обычное ничтожество, более всегоозабоченное своими мелкими проблемами. Более того, обычный человек со своимиличными проблемами. Конечно, ему обидно, что все так случилось, что посолпогиб, не отправив рекомендацию в министерство. Конечно, ему хочется иметьследующий дипломатический ранг, получить повышение по службе, заработать большеденег, иметь лучшие шансы на получение приличной пенсии. Он все это хочет, и вэтом нет ничего удивительного. Странно другое, что я мог поверить в егоискренность. Я же его видел. Я же понимал, какое он ничтожество. Этот типплакал не потому, что сокрушался по моему отцу. Он плакал из-за себя, из-затого, что смерть посла помешает его очередному повышению или задержит егоследующее назначение. Вот почему он так быстро примчался, вот почему ему нужнобыло увидеть меня раньше других. Наверное, это все отразилось на моем лице.Абдулмамед испугался.

– Не думайте, что мне так уж важна эта бумага. Если вы ненайдете письмо, то не беспокойтесь. Я могу подождать. У вас такое горе, японимаю, что вам сейчас не до этого письма. Но вы сами… сами сказали, чтохотите просмотреть все бумаги вашего отца.

– Обязательно просмотрю. – Мне снова стало его жалко. Нужноему помочь. Ничего плохого он мне не сделал. – Если найду письмо, передам еговам, чтобы вы отправили задним числом, – пообещал я. – Скажите, Абдулмамед, выне знаете, где отец хранил основные документы? В своей резиденции или в посольстве?

– Все документы только в сейфе, – уверенно заявилАбдулмамед. – Ваш отец ничего никогда не носил в резиденцию. И нам говорил,чтобы мы не смели выносить документы из посольства. Только дипломатическойпочтой и с нашими курьерами. Я думаю, что все письма в его сейфе.