опаснее разгневанной и обманутой женщины. Такая не остановится ни перед чем и запросто может погубить их обоих. Для этого ей достаточно только крикнуть…

– Полагаю, вас тревожит предстоящая свадьба султана? – аккуратно начал визирь.

– Ты проницателен, – зло усмехнулась Мара, а глаза ее опасно заблестели. – Мне известно, что именно ты подыскал повелителю эту девицу.

– Вас это не должно беспокоить. – Халиль говорил тихо, но твердо, ибо не желал показывать свою слабость особенно перед женщиной, которая была ему небезразлична. – Так было нужно.

– Нужно?! – показная холодность султанши растворилась в один миг, и теперь глаза ее метали молнии. – Кому же это? Тебе?

– Государству, – ответил визирь, делая акцент на этом слове, как бы подчеркивая его значимость.

– Не держи меня за идиотку, Халиль! – вскипела княжна. – В этом дворце тысячи глаз и ушей. Я прекрасно знаю, чего ты добиваешься!

Визирь резким жестом оборвал ее речь.

– Напрасно вы рассуждаете об этом, – сдержанно и властно проговорил он. – Лучше подумайте о своей судьбе. Повелитель горюет о смерти любимого сына, а вы так и не смогли подарить ему другого.

– Но ведь ты же знаешь…

– Я все знаю, – спокойно согласился Халиль. – Но и вы должны понимать, что именно это разрушило ваш брак с падишахом. Он охладел к вам, и вряд ли существует средство, способное вновь разжечь его страсть.

Горькая правда, сорвавшаяся с уст визиря, охладила гнев султанши. Мара закусила губу и долго молчала, нервно теребя шелковый платок, дотоле скрывавший ее лицо.

– Не мне вам рассказывать, что происходит после того, как фаворитка наскучила султану, – продолжил Халиль. – Ее отправляют в Анатолию, в Бурсу, а может быть, еще дальше, туда, где она проводит остаток своих дней, забытая и одинокая.

– Он не посмеет! – в ужасе воскликнула Мара. – Я не какая-нибудь рабыня из гарема!

Княжна подняла на Халиля полные слез глаза. Не было в них больше прежней злобы и ненависти. Сейчас перед визирем стояла растерянная, напуганная девушка, которая остро нуждалась в его помощи и защите. Точь-в-точь как в тот день, когда она пришла к нему в первый раз.

– Падишах может делать все, что ему заблагорассудится, – заметил Халиль. – И никто, кроме Всевышнего, не смеет противиться его высокой воле. Однако кто вам сказал, госпожа, что в Анатолию должны отправиться именно вы?

Визирь сделал паузу, наслаждаясь тем, что сумел укротить буйный нрав султанши и заставил эту женщину, повелевающую когда-то самим падишахом, внимать каждому его слову. Ах, как же притягательна власть над людьми!

– Смерть Алаэддина стала чудовищным ударом для султана, – вкрадчиво продолжал Халиль. – Он стал проявлять безразличие не только к вам, но и к делам государства, а это опасно. Я хочу вернуть то, что он потерял, и я сделаю это, если не с вашей помощью, то с помощью другой девушки.

– Но что тогда будет со мной? – деспина уже совладала с собой, и в голосе ее вновь чувствовалась сталь. – Неужели ты позволишь им…

Халиль отрицательно покачал головой.

– Я не собираюсь отказывать вам в поддержке, ибо верю, что, когда повелитель обретет сына, его сердце оттает и, быть может, старые чувства вновь поселятся в его душе. А вы, как кадын, вновь займете положенное вам место. Прошу лишь проявить терпение и довериться мне.

– Хорошо, – сказала Мара, немного поразмыслив над словами визиря. – Я поверю тебе вновь. Но помни: этот дворец может стать как раем, так и адом. И если одному из нас суждено вознестись на небеса или пасть в огненную бездну, то второй непременно последует за ним.

Она накинула капюшон, надела платок и покинула комнату так же тихо, как и вошла.

– Ах, какая женщина! – тихо прошептал Халиль, улыбаясь своим греховным мыслям. – В какие же глубины горя опустился повелитель, если добровольно запрещает своим очам и десницам наслаждаться ее прелестями, а слуху и разуму – ее умом и обаянием.

* * *

1447 год принес в Эдирне тревожные вести с Запада. Янош Хуньяди, заклятый враг турок, который год назад был избран князем Трансильвании, теперь получил еще и титул регента при малолетнем венгерском короле Ласло V. Таким образом, в руках воеводы сконцентрировалась огромная власть, которую он стремился употребить на борьбу с султаном.

Хуньяди не мог забыть своего горького поражения под Варной и жаждал реванша. По его приказу десятки гонцов разлетелись во все стороны христианского мира с просьбой прислать войска для нового похода против турок. Сила Хуньяди росла день ото дня, и не было никаких сомнений, что очень скоро железная пехота мадьяров вновь двинется на Восток.

Халиль-паша читал эти донесения с большой тревогой. Он полагал, что жестокий урок при Варне и гибель короля Владислава должны были остудить пыл европейцев и заставить их отказаться от притязаний на Румелию, но, похоже, этого упрямого венгра ничего не учит! Неужели война неизбежна?

Визирь взял со стола письмо от валашского князя. До сих пор Влад Дракул соблюдал шаткий нейтралитет, но теперь, обеспокоенный усилением Венгрии, решил предложить туркам союз. Именно с этой целью он отправил в османскую столицу двух единокровных братьев: Михаила и Штефана, которые, помимо подарков, привезли султану и конкретные предложения.

Их миссия держалась в строжайшей тайне, ибо своевольные валашские бояре не одобряли сделок с мусульманами и грозились поднять мятеж, если Дракул будет плясать под дудку Мурада.

Под покровом ночи, без охраны братья покинули горную твердыню князя и, пробравшись только по им ведомым тропам, сумели выбраться из опасных Карпатских ущелий к берегам Дуная. Проделав нелегкий, полный опасностей путь, они все же благополучно добрались до Эдирне и сразу же направились во дворец, где предстали перед великим визирем.

– Итак, князь предлагает союз, – сказал Халиль, поглаживая белоснежную бороду. – Однако до сих пор Влад Дракул не выказывал дружеского расположения османам. Более того, он поддержал крестовый поход короля Владислава, этого лжеца и клятвопреступника! И после этого, он рассчитывает на нашу помощь?

Братья переглянулись. Несмотря на свое близкое родство, они были абсолютно не похожи друг на друга. Михаил – темноволосый, коренастый, с небрежно стриженной бородкой и шрамом через все лицо, походил на сурового воина, не раз испытавшего свою судьбу в боях с врагами. Штефан был почти на голову выше своего брата. Стройный, гибкий, белокурый, с голубыми, как морская волна глазами и чисто выбритым лицом, он не походил даже на валаха, не то что на мрачного Михаила. Однако, несмотря на это, в своих мыслях и чувствах братья были едины и понимали друг друга без слов.

Михаил, выступил вперед и, склонив голову перед троном, на котором восседал