обширной территории дворца, едва только начинал зацветать и, несмотря на свою наготу, могла стать хорошим укрытием от лишних глаз.

– А в Манисе сады гораздо больше и пышнее, – заметил Мехмед. – Ты сам убедишься в этом.

– Да, государь, – отвечал Омар. – Непременно.

Со стороны дворца подул теплый весенний ветер, а вместе с ним до них донесся отголосок красивой и печальной мелодии. Звук ее был едва уловим, она словно растворялась в ночном воздухе.

– Ты слышишь это? – остановившись, спросил Мехмед.

Янычар не ответил. Органы его чувств были напряжены до предела.

– Звук идет из верхнего павильона, – определил Омар, спустя некоторое время.

– Так пойдем скорее туда! – нетерпеливо заторопил принц. – Хочу узнать, кто способен создавать такую чарующую мелодию.

– Постойте! – окликнул Мехмеда янычар. – Насколько мне известно, там находятся покои вашего отца!

– В чем дело? – с усмешкой в голосе спросил принц. – Ты испугался моего отца?

– Дело не в страхе, шахзаде, – ответил Омар. – Однако я служу падишаху и должен оберегать его от лишних неприятностей, а не создавать новые.

– Не волнуйся! – Мехмед махнул рукой и направился в сторону дворца. – Мы не будем его беспокоить. Я только хочу узнать, кто этот загадочный музыкант. А ты, если хочешь, можешь оставаться здесь.

Переубедить принца было невозможно. Он уже поднялся на балкон и скрылся в темных коридорах сераля. Омар покачал головой и отправился вслед за ним. Вместе они бесшумно прошли по галереям первого этажа, добрались до истертых ступеней и поднялись наверх. По дороге им встретилось несколько слуг, которые попытались остановить их, но, едва узнав наследника, они быстро исчезали во мраке. Мелодия тем временем становилась все громче. Она лилась подобно ручью, который манит измученных жаждой путников к своим кристально чистым водам. Что-то загадочное было в этой чарующей музыке, что-то притягательное и одновременно недоступное обыкновенному смертному.

Мехмед, довольный своим новым развлечением, почти мчался по узким каменным коридорам к своей цели. Омар же следовал за ним на определенном расстоянии. В руках янычар держал пару небольших метательных топориков-хербат на случай, если кто-нибудь захочет причинить принцу вред. Но никто больше им не встретился.

Миновав еще несколько переходов, они увидели узкую полоску света – дверь одной из комнат была приоткрыта. Именно оттуда доносилась эта пленяющая слух, волшебная мелодия. Мехмед с проворностью кошки подобрался к проему и аккуратно заглянул внутрь. Комната была освещена несколькими канделябрами, которые выхватывали в сгустившемся мраке отдельные образы и силуэты. Вскоре глаза принца привыкли к темноте, и он сумел разглядеть небольшой столик полированного дерева в углу, кровать под балдахином, ковры…

А посередине комнаты, на аккуратно разложенных по полу подушках, подогнув под себя ногу, сидела молодая девушка. Рядом с ней стоял причудливый музыкальный инструмент, сильно напоминающий лиру. Несколько струн, разной толщины снизу крепились к массивному деревянному корпусу, а сверху – к перекладине, соединявшей две изогнутые ручки по обе стороны инструмента. Пальцы одалиски, словно птицы, порхали по этим струнам, рождая пленительные звуки, которые перетекали в печальную и ни на что не похожую мелодию.

Мехмед продолжал вглядываться во тьму, желая рассмотреть девушку получше. И вот, блики света заиграли на ее лице, а вместе с ними заиграла и душа юного принца. На полу сидело самое прекрасное создание, которое ему доводилось когда-либо видеть. Он знал множество женщин, но ни одна из них не могла и близко сравниться с ней по красоте, ни одна не могла заставить его сердце трепетать так, как это было теперь. Затаив дыхание, Мехмед скользил своим взором по ее оливковой коже, по вьющимся каштановым волосам, которые спадали на ее нагие плечи и спускались к соблазнительному вырезу на платье. Темные, полуприкрытые глаза одалиски словно агат сверкали в слабых бликах света, а с нежно-алых губ то и дело слетали едва уловимые, незнакомые слова печальной песни. Это все, что принц смог различить в темноте комнаты, но и этого оказалось достаточно, чтобы в его молодом теле взыграла горячая кровь.

Из-за нахлынувших чувств Мехмед подался вперед, но вдруг потерял равновесие и, предохраняя себя от падения, схватился за створку двери. Дверь со скрипом распахнулась, и юноша влетел в комнату. Музыка мгновенно смолкла, но, вопреки ожиданию Мехмеда, девушка не закричала, а лишь испуганно отползла к стене. Несколько секунд они рассматривали друг друга: он – с любопытством, она – с опаской. Затем, Мехмед осторожно приблизился к одалиске и опустился на колени в двух шагах от нее.

– Почему ты перестала играть? – тихо прошептал он. – Боишься меня?

Рабыня, кажется, не поняла ни слова и лишь еще дальше забилась в темный угол комнаты.

– Не надо бояться, – умоляюще произнес Мехмед, пытаясь изобразить улыбку. – Я не причиню тебе вреда. Я твой друг.

Каждое слово принц сопровождал жестами, показывая то на себя, то на нее. Похоже, такая тактика сработала, по крайней мере девушка перестала дрожать и даже кивнула в ответ. Тогда Мехмед указал на музыкальный инструмент, а потом на нее – «играй», жестом попросил он. Одалиска слабо кивнула и вновь принялась перебирать струны, наполняя комнату чудесными звуками, которые были прерваны нечаянным вторжением принца. Временами она с опаской поглядывала на Мехмеда своим жгучим, пронизывающим взглядом, и тогда принц чувствовал необъяснимое волнение и легкую дрожь во всем своем теле. Нет, никогда прежде женские чары не могли завладеть его сердцем, и сейчас принцу казалось, что он мог бы пожертвовать всем ради рабыни, чье имя он даже не знал.

Что ему власть? Что богатство? Вот его главная награда, и пусть весь мир восстанет против него, если такова цена за любовь этой обольстительной незнакомки!

Ведь давно известно, что счастлив тот, кто ослеплен любовью, и вдвойне счастлив он, если не довелось ему обрести прозрение.

* * *

Рано утром султан вызвал к себе смотрителя покоев.

– Какие новости, Синан? – спросил Мурад, отправляя в рот и прожевывая несколько виноградин из стоящего перед ним на столе блюда. – К отъезду Мехмеда, надеюсь, все готово?

– Да, мой господин, – ответил евнух. – Но есть одна проблема…

– Проблема? – султан отряхнул руки и откинулся на мягкую подушку. – Говори прямо: что опять случилось?

– Шахзаде Мехмед отказывается покидать дворец до тех пор, пока ему не передадут рабыню из вашего гарема.

Мурад поднял брови, такой новости он явно не ожидал, ведь его сын был чужд плотским утехам и прежде никогда не проявлял интереса к одалискам из гарема.

– Но ведь я предложил ему на выбор самых красивых рабынь, – развел руками султан. – Он мог взять любую из них. Мог бы даже забрать их всех!

– На