чувства испытал Рангави в тот момент, когда осознал, что навсегда потерял свою возлюбленную. Ту, что должна была стать новым смыслом его жизни, залечить раны прошлого и подарить тихое семейное счастье. В том, что эта несбыточная мечта никогда не осуществится, Рангави мог винить только себя самого.

Теперь он снова был одинок. Больше никто не ждал его возвращения, а свет любящих глаз померк для него навсегда…

Преследуемый мрачными мыслями и желая заглушить душевную боль, Рангави вернулся в разоренные Фивы. Здесь он вновь начал собирать вольные отряды, и многие удальцы охотно становились под его черные знамена.

Пусть турки ушли, но работы у Рангави от этого не убавилось – разбойничьи банды заполонили всю округу, и местные жители, изнуренные войной, не могли самостоятельно справиться с этой новой напастью. Бандиты забирали все, что не успели увезти османы: еду, одежду, посуду, иконы и даже молоденьких девушек, которых можно было продать на невольничьих рынках. И с этой бедой Рангави сумел справиться. Очень скоро на дорогах было так же спокойно, как и до войны, однако ничто уже не могло вернуть покой его собственной душе.

С болью в сердце глядел Рангави на звезду, заботливо вышитую на синей шелковой ткани, с которой он теперь боялся расстаться, ведь эта была единственная нить, связывающая его с Анной. Единственное напоминание о тех прекрасных мгновениях, которые он не вернет уже никогда.

* * *

Наведя порядок на истерзанных землях Мореи, Рангави решил отправиться в Албанию. Туда, где в холодных горных ущельях все еще держал оборону против турок прославленный Георгий Скандербег.

Уверенный в успехе своей экспедиции, султан бросил против албанского князя многотысячную румелийскую армию Шехабеддина-паши, но это не принесло туркам успеха.

Рангави прибыл в Крую, в самый разгар войны и там вновь покрыл свое имя славой. Сам Георгий Скандербег, пораженный мужеством грека, не раз предлагал ему остаться в Албании и стать комендантом одной из его неприступных крепостей. Однако никакие уговоры не могли удержать, Рангави на месте и когда потрепанные войска Шехабеддина вернулись в Адрианополь ни с чем, он распрощался с албанским лидером и отправился на юг.

Здесь, на обезлюдевшем после войны тракте его и перехватил Андрей.

– Рад видеть тебя вновь, – попытался улыбнуться ему Рангави. – Что привело тебя на этот раз?

– Вести из Мистры, – ответил Андрей, доставая из-за пазухи запечатанное письмо.

Сломав печать, Рангави пробежал глазами по листку. Андрей тем временем пристально следил за выражением его лица.

– Все ясно, – спокойно сказал Рангави, откладывая письмо в сторону и обращая свой взор к кипящему над огнем котелку.

– Как? – удивился Алексей. – Ты разве не понял, что там написано?

– Я же сказал, что все прекрасно понял, – с тем же безразличным видом отвечал Рангави.

Андрей в замешательстве смотрел на прославленного грека, затем поднялся на ноги, чтобы его видел весь отряд и громко произнес:

– Долгожданный мир наступил! Деспоты Константин и Фома подписали соглашение с султаном!

Воины отреагировали так же спокойно, как и их командир.

– И на каких условиях Константин Палеолог подписал это соглашение? – осведомился кто-то.

– Царевич признал султана своим господином и обязался выплачивать ему ежегодную дань.

В лагере воцарилось мрачное молчание. Андрей, еще более пораженный такой реакцией, обводил присутствующих вопросительным взглядом.

– В чем дело? – наконец, спросил он. – Я не понимаю… Вы все можете вернуться домой! Война закончилась!

– Не для меня, – сказал Рангави подбрасывая еще сухих веток в догорающей костер. – Моя война только началась…

Глава 11

Изгнание

Омар

Facinora ostendi dum punientur, flagitia autem abscondi debent.

(Преступления надо вскрывать, карая их, но позорные дела надо оставлять скрытыми.)

Декреталий римских пап

Неудача в Албании нисколько не омрачила торжеств по случаю возвращения султанской армии в столицу. В честь победы Мурада над греками и их союзниками в Эдирне был объявлен пятидневный праздник. Открылся он военным парадом и демонстрацией трофеев. Среди них были и христианские рабы, которых прогнали по улицам столицы точно так же, как пару лет назад захваченных под Варной рыцарей. Грязные, оборванные люди сильно контрастировали с разноцветными флагами и пышными нарядами османских воинов. Пленникам предстояло вытерпеть еще немало унижений, и, должно быть многие из них еще пожалеют, что не нашли смерть в своей родной земле.

По завершении парада начались шумные представления. На площадях выступали акробаты, артисты и жонглеры, певцы пели песни о любви земной и любви к всевышнему, поэты читали газели и оды, неизменно посвящая их могущественнейшему из всех властителей – султану Мураду.

Особым успехом традиционно пользовались спортивные состязания: стрельба из лука, скачки, борьба. Победитель получал из рук султана ценный приз. Среди всех участников наибольшую похвалу заслужил борец по имени Давуд, который с легкостью опрокидывал своих противников наземь и тем завоевал восхищение восторженной публики и высшую награду – породистого скакуна с золотым седлом и уздечкой из личных конюшен правителя.

Как рачительный хозяин, Мурад одаривал своих подданных одной милостью за другой. Особое внимание султан уделял больным и малоимущим. Для первых он приказал открыть несколько новых лечебниц, вторым выдавали новую одежду, хлеб и порцию щербета.

Из своего собственного кармана султан выделил деньги на постройку общественных бань, медресе, мечетей и фонтанов, тем самым снискав в народе еще большую любовь.

Наблюдая за празднествами, султан был вполне доволен. Он сидел на широком мягком диване в просторном шатре, который спасал его от прохладного весеннего ветра и с благосклонностью принимал подарки и поздравления от высших сановников империи и послов сопредельных государств.

Рядом со своим отцом неизменно находился и наследник престола – принц Мехмед. Он равнодушно глядел на все происходящее вокруг. Этот праздник лишь напоминал ему о его собственных неудачах. Он не справился с бременем правления, подвел отца и стал посмешищем для янычар. И вот теперь все эти люди на улицах славили не его имя, поэты слагали оды не в его честь, а бейлербеи и санджак-беи гнули свои спины не перед его величием.

Наследник не желал находиться здесь, ему вдруг вспомнились тихие и уютные сады Манисы, где он провел свое детство и куда ему натерпелось поскорее отправиться вновь. Лишь бы быть подальше от всех этих лицемерных шутов.

Омар, стоявший позади шахзаде, прекрасно знал, о чем размышляет его юный ученик. По возвращении из похода Мурад сразу же приказал привести к нему Мехмеда.

– Я принял решение отправить тебя в Манису, – сказал султан. – Тебе нужно набраться опыта, а управление