призывал всю преисподнюю в свидетели, что самолично надерет зад каждому, кто к нему прикоснется. Крепкий старик не бросал слов на ветер и Рангави с величайшим трудом удалось утихомирить своего разбушевавшегося друга.

Оставив обиженного Василия и других раненых в укрытой лесной чащей деревушке, отряд в три десятка всадников двинулся дальше.

Пришлось загнать не одну лошадь прежде, чем вдалеке показались окрестности Фив. Рангави хорошо помнил эти места, хотя война и изменила их до неузнаваемости. Чем ближе его отряд приближался к Фивам, тем больше попадалось на дороге разрушенных стоянок и сожженных домов. Ни единой души не встретилось им здесь, а когда Рангави увидел полуразрушенные остатки стены, когда-то опоясывавшей город и служившей ему надежной защитой, то понял, что опоздал.

Отряд двинулся к городу, внимательно оглядываясь по сторонам. Турки, похоже, ушли совсем недавно – следы их страшного пребывания здесь были еще свежи. Догорали обломки деревянных строений, раздавались стоны умирающих, лай собак да крики слетавшихся на поживу воронов.

Рангави с трудом узнавал оживленные прежде улицы, старую кипарисовую аллею, где он бегал еще ребенком и от которой теперь не осталось ничего кроме выжженного пустыря да пары обугленных пней. Видел он и обломки величественных прежде дворцов и храмов, которые были воздвигнуты древними греческими царями, властвовавшими здесь более пятнадцати веков назад. Лишь замок латинского князя, возвышающийся на холме, казался практически нетронутым, и только копоть местами покрывала его белесые стены. Там, к своему удивлению и несказанной радости, Рангави обнаружил немногих уцелевших жителей города. Почти все они были изранены, а многие находились при смерти. Несколько изможденных женщин ходили меж рядами лежащих прямо на каменном полу страдальцев и пытались облегчить их муки, разнося свежую воду и обрабатывая раны. Чуть дальше, на каменных ступенях, ведущих во дворец, стоял старый священник, размахивая кадилом, он нараспев читал молитвы, в то время как несколько монахов в серых рясах помогали ухаживать за ранеными.

В воздухе витал отвратительный запах гниения и смерти, было ясно, что многие из этих несчастных не доживут до рассвета. А там, за незримой чертой, этих людей уже дожидаются те, кого они так любили, и кто наверняка платил им ответной любовью.

Рангави, аккуратно ступал по каменным плитам, медленно пробираясь среди умирающих и еще боровшихся за жизнь людей. Иногда он останавливался, вглядывался в бледные лица, пытаясь найти знакомые ему черты, но затем шел дальше, движимый слабой надеждой все еще теплящейся в глубине души. Вдруг сквозь стоны и монотонное пение священника Рангави услышал слабый голос.

– Ран-гави! – донеслось до его уха.

Он обернулся – на полу, прислонившись спиной к одной из колонн, сидел коренастый человек. Его могучие руки бессильно лежали на полу, а голова была запрокинута назад. Все тело мужчины было покрыто страшными ранами, а из груди, казалось, был вырван целый кусок мяса.

Рангави медленно подошел к несчастному и опустился на колени. Только теперь он смог узнать его.

– Петр!

Мужчина смотрел на него из-под полуприкрытых век. Смерть уже оставила печать на лице кузнеца и Рангави знал, что дни его старого друга сочтены. Глубокая рана на груди начинала гноиться, а цвет лица приобретал неестественный землистый оттенок. Любой другой человек уже давно предстал бы перед Создателем, но Петр всегда был крепок и силен, а потому умирал долго и мучительно, всей своей сущностью сопротивляясь неизбежному.

– Моя д-дочь… – дрожащим голосом прохрипел умирающий кузнец. По его рыжей с проседью бороде заструилась струйка крови.

– Анна! – горло Рангави перехватило. – Где она?

– Турки…они увели ее с собой. Вместе… вместе с другими… – Петр скорчился от боли и сплюнул кровавый сгусток. – Я не смог уберечь ее… прости… прости меня Рангави…

– Не вини себя за это, Петр. Не ты, а я должен был защищать ее. Но меня не оказалось рядом.

Кузнец попытался что-то сказать, но из его груди вырвался лишь протяжный хрип. Рангави понял, что времени у него осталось мало.

– Я отыщу ее, – пообещал он, и слезы впервые в жизни заструились по его щекам. – Где бы она ни была и кто бы ни стоял на моем пути.

– Я верю тебе… – процедил сквозь зубы Петр. – Твой отец гордился бы тобой…

Кузнец вложил в эту фразу последние силы.

Внезапно по могучему телу коваля пробежала судорога. Дыхание участилось, а зрачки расширились, Рангави были знакомы эти симптомы – так начиналась агония. Спустя минуту все было кончено. Петр больше не подавал признаков жизни.

* * *

Едва схоронив старого друга, Рангави тут же отправился на поиски своей возлюбленной. Было очевидно, что турки, обремененные награбленным добром и пленниками, не смогут уйти далеко и потому, у него был шанс найти и отбить Анну до того, как с ней случится какая-нибудь беда.

Отчаяние и злость толкали его вперед и придавали силы, но одержимость, с которой он преследовал турок пугала даже его ближайших соратников. Вскоре Рангави остался один и он радовался этому одиночеству, так как вся его жизнь свелась сейчас к этой безумной погоне, поединку с самим собой и на этом пути ему не нужен был никто. Никто, кроме нее.

Несколько дней рыскал Рангави по лесам в поисках уходящих турецких отрядов. Уничтожал обозы, груженые тем, что было вывезено из разоренных городов, допрашивал освобожденных пленников. Вновь и вновь налетал на турецкие лагеря, производя страшный переполох, но все это не приносило никакой пользы.

Османская армия растекалась по балканским землям подобно широкой, неиссякаемей и бурной реке, которая, в свою очередь, порождала сотни других мелких речушек.

Невнимательному наблюдателю могло показаться, что все это огромное множество людей, лошадей и мулов передвигается в непредсказуемом и хаотичном порядке, между тем турецкое войско подчинялось строгой дисциплине и ни один отряд не позволял себе действовать так, как ему заблагорассудится. Все приказы исходили от самого султана и доводились до сведения всех офицеров, вплоть до десятников. Благодаря этому Мурад точно знал, где и с каким заданием находится та или иная орта, корпус или отряд.

Следствием такой блестящей организации стало то, что весть о действиях Рангави быстро распространилась по всему османскому войску и очень скоро за ним началась настоящая охота. Теперь добычей стал он сам. Однажды Рангави угодил в ловушку и едва не погиб, уходя от преследователей. Израненный, он сумел добраться до небольшого греческого поседения, где несколько дней пролежал без сознания под опекой местной знахарки. Когда же Рангави пришел в себя, то узнал, что турецкое войско ушло далеко на север, в земли Албании.

Продолжать преследование было бессмысленно.

Сложно передать, какие