— А что, разве не так? — спросил Мамий на всякий случай.

— Нет, конечно, ты, кусок человеческого дерьма! — завопила девушка. — Это я Мухирия, принцесса и единственная дочь повелителя всех пери! А это мои шаловливые служанки, Арууке и Амайжурек. Они и раньше любили глупые шуточки, но сегодня перешли черту!

Возлюбленная Мамия и Амайжурек бросились на колени.

— Прошу простить, но я вижу вас впервые и не думаю… — начал было Мамий.

Девушка с серыми волосами досадливо крякнула, взмахнула рукой и исчезла в вспышке молнии. За ней пропали другие девушки и кибитка. Мамий неуклюже упал на примятую траву.

Он очутился в низине. Неподалеку щипал траву оседланный Жайдак. За холмами занимался рассвет и летали птички.

— А свадьба будет? — крикнул Мамий. — Кому калым отдавать?

В воздухе, неизвестно где, снова раздался визгливый голос девушки с серыми волосами:

— Что это? Собака того человеческого недоумка? Избавьтесь от нее.

И прямо из воздуха на голову Мамия вывалился щенок. Шлепнулся на землю, заскулил и побежал прочь.

Мамий еще долго сидел на земле, гадая, приснилось ему это или произошло на самом деле.

* * *

— Сынок, поешь хоть немного, — упрашивала мать с раннего утра.

Мамий отвернулся. Он лежал на постели и не желал вставать. Подросший Актос бегал снаружи и заливисто лаял.

Со встречи с пери у колодца Кубажон прошло несколько месяцев. Пережили лютые зимние морозы, встретили весеннее тепло. Начались летние жаркие дни.

Мамий перестал встречаться с друзьями, потерял сон и аппетит, целыми днями молча лежал на кошме. Щеки впали, глаза лихорадочно горели, ребра торчали, как у больного гаура. Мать проклинала тот день, когда сын поехал к колодцу.

Еще зимой приходил шаман, определил, что дух Мамия похищен нечистыми силами из Нижнего мира. Окурил кибитку травами, трясся в ритуальном танце, но ничего не изменилось.

Мать вытерла слезы, убрала вареное мясо овцебыка. Что-то Актос слишком долго лает. Неужели кто пришел и стоит снаружи у порога? Она впервые за день выглянула из кибитки.

Перед входом незнамо откуда взялась колыбель. Причем такая, что в нее и наследника каана не стыдно положить. Вся из золота, одеяльца из шелка и парчи. Женщина наклонилась, раздвинула ткани. Кто это там сладко спит?

В колыбели лежал младенец. Кажется, девочка. Беленькая, славненькая, с пухлой мордашкой. И записка. Мать развернула, а там каракули с завитушками. Писано золотыми чернилами, благоухает, как в райском саду. Мать Мамия читать не умела. Схватила колыбель, прикрикнула на пса, чтобы умолк, и втащила в жилище.

— Сынок, смотри, что я нашла.

Малышка заплакала. Мамий поднял голову с кошмы.

— Здесь записку подложили. Ты присмотри за ней, я шамана приведу.

И выбежала из кибитки. Когда пришла с шаманом, Мамий сидел с младенцем на руках. Впервые за последние месяцы улыбался. Посмотрел на мать счастливыми глазами:

— Это от нее записка, от Арууке. Я узнал ее аромат.

Шаман посмотрел на ребенка, покачал головой. Взял записку и прочитал вслух:

— Ее зовут Айжар. Она дочь Мамия. Пожалуйста, позаботьтесь о ней.

— Это моя внучка, — воскликнула мать. — Наконец-то! Какая хорошенькая, прямо ангелочек.

Малышка улыбалась, глядя на Мамия. Мать взяла ее и заворковала.

— Послушайте, — сказал шаман. — Я слышал, что от встреч человека и пери иногда появлялись дети. Такое бывает. В них соединяется все самое прекрасное или самое ужасное. Невозможно угадать, кем вырастет эта девочка. Она может стать героиней, которая спасет народ, а ее имя останется в преданиях.

— Ну, конечно, моя Айжар будет этой героиней, — воскликнула мать Мамия, прижимая малышку к себе. — Она вырастет красавицей и выйдет замуж за каана!

— А еще она может стать демоном, сосущим кровь людей, — сказал шаман.

Мамий посмотрел на него.

— Не стоит так отзываться о моей дочери.

— Дайте я осмотрю ее, — попросил шаман.

Мать глянула на сына. Он кивнул. Она отдала ребенка шаману.

Шаман снял пеленки и малышка расплакалась. Шаман заглянул ей в рот, пощупал кожу, подул на макушку. Девочка истошно ревела.

— Мне надо взять ее кровь для ритуала, — сказал шаман. — Только тогда я смогу решить окончательно. Сейчас она выглядит вполне нормальным ребенком.

— Дайте сюда, — мать взяла ребенка на руки. — Она замерзнет. Незачем брать ее кровь. Достаточно простого осмотра.

Девочка утихла.

Снаружи снова залаял Актос и послышался говор людей.

— Соседи пришли, — сказала мать. — Пойдем, Мамий, скажем им. Девочку до сорока дней показывать не будем.

Она положила малышку в колыбель и повязала на голову белую косынку. Мамий встал, а дочка улыбнулась ему.

Они вышли из кибитки, шаман за ними. Актос перестал лаять. Мать Мамия заговорила с соседями.

Актос забежал в кибитку. Подбежал к колыбели, понюхал. Шерсть на загривке встала дыбом. Пес зарычал.

Из колыбели высунулась детская ручка. Махнула пальчиками. Пса отшвырнуло назад, к стенке кибитки. Он сильно ударился и упал на пол.

Детская ручка еще раз махнула в воздухе, сделала непонятный знак. Секира качнулась и обрушилась на Актоса. Он успел жалобно тявкнуть, и лезвие отрубило ему голову.

Вскоре в кибитку вошли Мамий и мать. Остановились у порога, глядя на мертвого пса.

— Убери его, — сказала мать сыну. — Я сейчас смою кровь. Сколько раз ругала его, чтобы не грыз оружие. Сам виноват.

Малышка ангельски улыбалась в колыбели.

Когда Кара-Шахин прицелился в оленя, неподалеку пронзительно закричала девушка. Олень встрепенулся, отскочил в сторону. Зашуршал в зарослях. Исчез. Только покачивалась ветка карагача, задетая рогами.

Кара-Шахин опустил лук. Внутри все кипело. Он выслеживал оленя все утро. Великолепный самец в расцвете лет, с гигантскими рогами. Только подобрался на расстояние выстрела, и все испорчено.

Девушка закричала снова. Почти сразу закричал мужчина. Нет, даже двое мужчин. Что там, свадебный пир устроили?

Кара-Шахин был мергеном из рода корлок. Низкорослый, смуглый, с короткой стрижкой и небольшой бородкой. Глаза узкие, но зоркие. Ходил чуть сутулясь. Сколько себя помнил, всюду ходил с луком и стрелами. Первый приз на соревнованиях по стрельбе выиграл в пять лет.

Корлоки отказались подчиняться каану Линху, и тот разгромил мятежное племя. Кара-Шахин тогда учился в лагере Иргилэ. Его семью и родичей уничтожили. После учебы вот уже пять лет он бродил по Ташт-и-Даркут.