глазах Диониса, противоречила столь невинному облику, а смотрел он на меня в ту минуту так открыто и искренно, что сердце щемило.

– Мою мать звали Семела. Она была смертная. И хоть выносила меня, однако не родила и даже ни разу не видела. Стала горсткой пепла еще до того, как я впервые открыл глаза.

Он помолчал. А я подумала: как может могущественный бог выглядеть таким беззащитным и израненным?

– Хочу рассказать тебе о ней, Ариадна. Хочу, чтобы ты не только о моих скитаниях знала.

Он смотрел на меня выжидательно. Неужели думал, я слушать откажусь? Один миг в сердцебиение длиной мы смотрели друг другу в глаза. Сокровенная близость, вдруг возникшая между нами, ошеломила меня; так необычаен был весь день и так неожиданно остра эта минута, что голова моя пошла кругом от растерянности. В ушах стоял вязкий, тяжелый гул, а воздух вокруг будто ожил и заискрился.

– Но, кажется, наш друг Акойт зашевелился, – сказал Дионис и повернул голову, будто услышал, как там, за песчаной косой, на высокой скале, в великолепном дворце, возникшем теперь на месте моей скромной хижины, открылись глаза Акойта. А так оно наверняка и было.

– Как бы он не усомнился в своих воспоминаниях о случившемся сегодня или даже в собственном здравомыслии, – Дионис улыбнулся. – Вернемся же и убедим Акойта, что он не сошел с ума, а если и сошел, то не более чем весь остальной мир. И я покажу вам ваши покои.

Тут у меня будто камень с души упал. Ведь несмотря на все обаяние и учтивость Диониса, я не забыла, кто он такой и как шатко в действительности мое положение. Я прибыла на Наксос мятежной невестой и стала проклятой изгнанницей. А теперь была гостьей олимпийского бога и знала, каким хозяином он может быть для девушки, повстречавшейся на пути.

– Хочу, однако, просить тебя об одной услуге, – продолжил он. – А ты обдумай мою просьбу.

Я замерла. Что-то он дальше скажет?

– Ты оставила дом, и отец, как я понял, не ждет тебя назад, да и сама ты не хочешь возвращаться. Могу предложить кое-что взамен – хотя бы на первое время.

Губы мои задрожали. Чего теперь он от меня захочет?

– А именно?

Дионис небрежно махнул рукой на остров за нашими спинами.

– Стань хранительницей моего жилища на Наксосе. Ухаживай за моим святилищем, так сказать, будь моей жрицей, если угодно. Я много путешествую и хотел бы, чтобы кто-то присматривал тут за всем, пока меня нет.

Сердце мое подпрыгнуло. Надолго ли останется в силе такое предложение от бога, кто знает? И о чем он попросит в следующий раз, если и правда вернется однажды, кто скажет? Но еще вчера я думала, что Наксос станет моей могилой, а теперь этот загадочный бессмертный предлагает мне здесь приют, хотя бы и на время. Путь домой закрыт. Но если я смогу выжить тут, пусть из одной лишь прихоти бога, который, может, и забудет обо мне, едва покинет остров, значит, не все потеряно. Другого выхода я, по правде говоря, не видела и, хотя голова моя кишела вопросами, ему я задала лишь один.

– Мне бы очень этого хотелось. Но смею ли и я обратиться к тебе с просьбой?

Он рассмеялся, довольный.

– Разумеется!

– Пока странствуешь, не мог бы ты разузнать о Федре, моей сестре? Что сталось с ней после того как… я покинула дом.

Лицо его смягчилось.

– Конечно. В следующий раз принесу тебе вести о ней.

Разительней судьба моя не могла измениться, и от самой внезапности такой перемены становилось не по себе. Той ночью я спала в прохладной комнате, на кровати, устланной шелками и мягкими покрывалами. Пробудившись, застала румяную зарю и, пока лежала, созерцая ее янтарное сияние, надежда в моем сердце боролась с сомнением. Я знала, чего боги требуют от смертных, в какие игры с ними играют и как, изломав преклонявшихся перед ними людей, запросто от них избавляются. А мне вдруг повстречался бог, который ничего не требовал, но одаривал щедро, улыбался и хохотал, как мальчишка, задорный, исполненный прелестного озорства. Бог, который общался со мной по-дружески на этом диковинном острове, живущем по своим необычайным законам. Очень бы хотелось верить, что так оно и есть. Но я и Тесею поверила, он же бросил меня умирать на этом пустынном берегу, после того как мы вместе разорили мой дом, навсегда теперь недосягаемый. А ведь его ясные зеленые глаза, казалось, не лгали. Так могу ли я знать, что на самом деле скрывается за улыбками Диониса?

Тем утром он снова взошел на корабль вместе с Акойтом. Пообещал, добродушно хлопнув его по спине:

– Вместе со мной домой отправишься, буду тебя сопровождать. А еще щедро вознагражу за твое благочестие, и можешь всем говорить, что ты теперь Дионису достойный друг.

А после, обратившись ко мне, заверил:

– Здесь, Ариадна, ты будешь в безопасности. Запасы в кладовой пополнятся сами, а вино и вода не иссякнут. К тому же я скоро вернусь.

И вот я вновь осталась на Наксосе одна. Но зажила теперь совсем иначе, чем после побега Тесея – в довольстве и роскоши, каких и в Кноссе не видывала. Боги, уж конечно, живут лучше царей, а я теперь поселилась в доме бога.

Я подумала бы, что все это мне приснилось, но, как и говорил Дионис, кладовая ломилась от еды и вода текла беспрерывно, чистая, прохладная, изобильная. Я наполнила ею все сосуды, какие нашлись. Откуда мне знать, что вода не закончится, – ведь, странствуя неизвестно где, Дионис уж наверняка забудет свое обещание и фонтан высохнет опять. Беспокойно ходила я взад-вперед по двору. Снова и снова невольно обращала взгляд к горизонту, высматривая корабль. Дурные предчувствия нарастали, и я уже задавалась вопросом: какая в конце концов разница – в пустом дворце умирать или в одинокой хижине? Унесут голод и жажда в могилу вероломную царевну с Крита или позабытую жрицу с Наксоса?

Может, угроза близкой смерти сделала меня безрассудной, а может, успокоило отчего-то знание, что место это принадлежит Дионису, и я осмелилась отправиться вглубь острова. Дикие звери, коварные скалы и лесная чаща пугали меня до сих пор, но любопытство пересилило страх. Я нигде не была, кроме Крита, и почти всю жизнь прожила за дворцовыми стенами. Вспомнилось, как Дедал, за которым я частенько увивалась в детстве, рассказывал о далеких землях. Во мне проснулась жажда открытий. И я пошла.

Золотистый простор побережья и нагромождение скал,