— Они соскучились, — откликнулась Катя с нежностью. Подняла голову, позволив ему себя поцеловать, и снова принялась гладить сомнарисов: их уже набралось штук пятнадцать, как молодых, темно-болотных, так и взрослых, черно-серебристых, крупных. — Мы давно не виделись. Я сейчас редко могу выходить по ночам. Дорофея и бойцы помогают приглядывать за девочками, но все равно за день устаю так, что засыпаю с детьми. Ну и я запретила показываться на глаза остальным, чтобы не пугать их. Только отец Олег и видел.

— Я тоже соскучился, — прошептал Александр, снова притягивая ее к себе.

— Мы больш-ш-ше, больш-ш-ш-ш-ше, — ревниво зашипели вокруг. Стало холоднее — кто-то из духов подобрался близко к ногам, и Алекс укрепил щит.

— Как вас много сегодня, — удивленно проговорила Катерина, глядя, как с небес спускаются еще с пяток духов.

— С-с-стихия с-с-с-слабеет, — прошелестел один из крупных серебристых сомнарисов. Свидерский воспринимал их окрас как седину. — Наш-ш-ш отец еще далеко. А здес-с-сь ес-с-сть ты и еще темныес-с-с… И час-с-совня под з-с-семлей, мы тамс-с-с питаемс-с-ся и прячемс-с-ся от с-с-солнца…

— Еще темные? — Катя замерла.

— Это всё мои страшные тайны, Катюш, — Александр посмотрел на сомнарисов, пытающихся оттеснить его от Екатерины, и осторожно поинтересовался:

— Уважаемые духи, а вы имеете связь со своим создателем? Можете добраться до него?

Духи смерти заволновались, сбиваясь в многоголовый и многокрылый клочок тьмы.

— Чувс-с-ствуем, чувс-с-с-с-твуем, но долететь-с-с-с не мож-ш-ш-ем, меж-ш-ш-ш-ш-ду мирамис-с-с нетс-с-с наш-ш-ш-ш-ей с-с-с-стихиис-с-с, мы разс-с-свеемссся…

Свидерский разочарованно хмыкнул. Катя с любопытством поглядывала на него, положив ладонь ему на руку, и он провел пальцем по сигналке на ее запястье, едва заметно пульсирующей в такт с его сердцем, улыбнулся: мог ли он подумать еще год назад, что полюбит темную ведьму и будет общаться с духами смерти. Сомнарисы не считались злом и сами избегали контактов с людьми, но, бывало, селились где-нибудь в пещерах неподалеку от жилья. При обнаружении рекомендовалось их поймать и выпустить подальше, лучше в горах, где много темных трещин, чтобы обезопасить людей от случайных прикосновений.

Катерина засмеялась — сомнарисы продолжали толкаться, самый маленький вылез ей на колени и свернулся там как котенок.

— С-с-сколько ме-с-с-ста занимает этот человекссс, — обиженно прошипел один из духов, тщетно пытаясь втиснуться между Александром и Катей.

— Ничегоссс, — успокоил его кто-то из молоденьких, — над ним-с-с-с тень с-с-смерти. Он может скоро уйтиссс к наш-ш-шему праотцу, и ведьма-с-с-с будет наш-ш-шей.

Алекс закрыл глаза и выдохнул, убирая из сердца иглу страха. Рука Кати сжалась на его колене.

— Тиш-ш-ш-ше! Нельз-с-ся это говорить! — шелестяще рявкнул самый старый.

— Он никуда не уйдет, — вибрирующе и низко проговорила Катерина, поднимаясь. Маленький дух скатился по ее коленям, недовольно махнул клочковатыми крыльями, поднимаясь в темное небо. — Вы меня услышали?

Сомнарисы шипяще ругались между собой на своем языке. Старый серебристый дух чуть ли подзатыльники окружающим не раздавал.

Александр встал, приобняв Катерину за талию. Глаза ее едва заметно мерцали зеленым, и она уткнулась ему в плечо, тяжело вздохнув.

— Не сердись на них, — сказал он примирительно. — Ты же тоже это видишь. А они не со зла. Просто привязались к тебе. Да и, можно сказать, на всей Туре сейчас тень смерти.

— Не с-с-со зла, — заискивающе прошелестел тот самый, говорливый. На него снова зашипели со всех сторон.

— Уходите, — велела Катя тихо, не поднимая головы. — Не хочу вас сегодня больше видеть.

Сомнарисы бесшумно вспорхнули стаей голубей, распространяя вокруг себя холод, и скрылись в небе. Трава вокруг скамьи была обледенелой и торчала иглами.

— Я вижу, — Катерина печально поцеловала Александра в губы, — но тень смерти — это не смерть. Это карта ребром, Саша, которая неизвестно как упадет. Это может быть твоя смерть или кого-то из близких. Она рядом, но она не обязательно случится. Я верю, что нет — я закляла тебя на удачу.

— Тогда почему ты рассердилась? — он обнял ее крепче, но она отстранилась и серьезно взглянула темными глазами, в которых почти потухло свечение.

— Потому что ожидание смерти приближает смерть, Саша.

Катя, согретая тепловым куполом, уставшая за день, уснула у него на плече через полчаса. Он сидел, придерживая ее, смотрел на темный сад, на виновато выглядывающих из-за деревьев сомнарисов, на луну, скачущую меж остатков дождевых облаков, и ему было спокойно.

Вики, Макс, Мартин, университет, Рудлог да и весь мир спокойно смогут прожить без него. А Кате он нужен. Когда-нибудь она окрепнет, срастит тот стержень, который и сейчас чувствуется в ней, поломанной, пережившей то, за что он с удовольствием скормил бы ее мужа нежити.

Но сейчас он ей нужен. И если ожидание смерти приближает смерть, то наличие тех, кто от тебя зависит, заставляет делать все, чтобы выжить.

Когда неподалеку от скамьи появился Алмаз Григорьевич, что-то недовольно пробурчав в тающее Зеркало и тут же поскользнувшись на обледенелой траве, Свидерский приложил палец к губам. Старов скептически хмыкнул, но величественно махнул рукой — неси, мол, — и без слов прошествовал к скамье, чтобы налить себе чаю и взять пряник.

Александр прикоснулся ко лбу Катерины, укрепляя сон, чтобы не проснулась, поднял ее на руки и понес к дому. Перед ним неслышно раскрывались двери, полы не скрипели — Свидерский ступал на крошечные упругие вихри. Это заклинание очень спасало при охоте на чуткую нежить.

Дорофея Ивановна сидела на кровати рядом с младшей девочкой, что-то тихо, тонко напевая ей и поглаживая по голове. И так этот старый дом, пропахший деревом и хлебом, и кровать, и тонкая эта песня напомнили Александру детство и мать, что он замер на пороге.

Дорофея была его ровесницей и помнила песни, которые пели им-детям в старом Рудлоге.

— Просыпалась, — объяснила хозяйка, заботливо поправляя одеяло и вставая. — Но все хорошо.

Она ушла, а Алекс положил Катерину на кровать — она тут же подвинулась к детям, закинула руку поверх головок, словно оберегая, защищая их от удара.

Он выживет, чтобы никто никогда больше не посмел их ударить.

Александр склонился и с нежностью поцеловал ее в висок.

* * *

Данзан Оюнович Черныш, дождавшись ухода Алмаза, оставил их расчёты ворохом на столе, а сам направился к себе. Там он, распахнув окно в жаркую и влажную апрельскую степь, еще с