— Знаю!

Фары были потушены, и голубоватые сугробы по обочинамрасчищенной дорожки летели навстречу. Снаружи все грохотало, как будто на тихойФрунзенской набережной нынче вечером случился горный обвал.

Машина пролетела кусты, тяжело нырнула в какую-то ямину,выбралась, наддала и оказалась в западне — впереди была стена, слева чугунныестолбики с цепями, огораживающие убогий скверик, а справа угол дома.

— Последний патрон, — сказал Гена, и в зеркале заднего видаФедор увидел его глаза. — Еще один!..

Сзади снова бабахнуло, и Гена гаркнул во все горло:

— Все! Больше нету!

Он осадил машину, как не в меру резвую лошадь, сдал назад,так что Федор и Виктория повалились один на другого, вывернул руль, дал погазам — длинный и тяжелый корпус занесло и задние колеса пошли юзом, выровнялсяи приказал:

— Держитесь!

И лучше бы они держались, потому что машина бросилась впередс реактивной скоростью, и снег из-под задних колес градом застучал по стволам ипо стене дома, и двигатель, не привыкший к такой работе, завыл протяжно!.. Набугорке «Мейбах» подпрыгнул, сердце подкатилось к горлу и обрушилось внизвместе с автомобилем, нащупавшим колесами дорогу, и снова понеслось вскачь!

Они вылетели на асфальт, еще раз развернулись, и темнотавокруг вдруг осветилась — водитель включил фары, — и стало видно, что Викториясидит, взявшись руками за щеки, и глаза у нее как у испуганного ребенка.

Впереди был широкий, освещенный проспект. И светофорнеторопливо переключался с зеленого на красный, и люди неторопливо переходилидорогу, и оказалось, что жизнь на проспекте обычная, неторопливая, и война неначалась, и никто не стреляет и ни за кем не гонится!

Гена вылетел на проезжую часть, попетлял междунемногочисленными машинами и очутился в среднем ряду. Очутившись тут, онсбросил скорость, устроился за какой-то невразумительной машинкой и спросил уостальных, как они себя чувствуют.

Олег Петрович промолчал, Виктория сказала, что чувствуетсебя хорошо, а Федор Башилов спросил: «Что это было?»

— Можно я покурю, Олег Петрович?

На это Олег Петрович тоже не сказал ни слова. Но Гена,видимо, умел понимать его и без слов, потому что полез в нагрудный карман, выудилсигарету и бросил ее в рот.

— И я покурю, — тонким голосом сказала Виктория и сталаискать сумку. Оказалось, что на сумке сидит Федор, и, очень смущенный, онвытащил ее изпод своей задницы, зачем-то отряхнул, как если бы задница была впыли, и передал ей.

Она достала тонкие сигареты и закурила с независимым видом.

— Не понял я, из-за чего сыр-бор, — помолчав, сказал Гена. —Вот, ей-богу, ничего не понял!

Он курил, стряхивал пепел в окно, и туда же, в щелку,вытягивало дым.

— Или это такие великие деньги, твоя коллекция, парень! А?!

Федор вздохнул.

— Ну, чего вздыхаешь?!

— А моя машина? — вдруг спросила Виктория. — Она же тамосталась!

— Гена завтра тебе ее пригонит, — сказал Олег Петровичсовершенно равнодушно. — Если нужно, прямо с утра.

— Да не нужно, — отказалась Виктория. — Потом заберукак-нибудь. Черт с ней.

— Машину надо забрать, Олег Петрович, — серьезно сказалГена. — Хорошо бы сегодня.

— Значит, заберешь сегодня.

Вдалеке засверкало синим и красным, многократно усиленныйдинамиком голос сердито закричал что-то, машины стали одна за одной двигатьсявправо, будто сметаемые невидимой волной, и навстречу им пролетел милицейскийпатруль, а потом еще один.

В машине стало тихо. Федор исподтишка проводил патрульныхглазами.

— Пацаны по нашу душу поехали, — сообщил Гена безмятежно. —Только там уж нет никого! Одни гильзы в кустах. Ну, да гильзы сейчас искатьникто не станет! Темно, холодно, какие гильзы!..

На это никто ничего не ответил. Гена докурил сигарету,закрыл окно, перехватил руль поудобнее, словно приготовляясь наконец-то ехать,и осведомился куда.

— Домой, — решил Олег Петрович. — А потом Викторию отвезешь.

— Только я сначала кофе попью, — сообщила та. — И съем чего-нибудь.Потом вы мне все расскажете, и я уеду.

Гена взглянул на нее, фыркнул и покрутил головой, а ОлегПетрович опять промолчал.

— А сумка? — хриплым преступным голосом спросил Федор. —Сумка с коллекцией там осталась?

— Ты чего, парень? — обиделся Гена Березин. — Врагу несдается наш гордый «Варяг»! Вот она, сумка, у Олега Петровича в ногах.

— Ты из-за сумки не волнуйся, — посоветовал Олег. — Лучшесиди, придумывай, как ты будешь объясняться! И чем правдоподобнее придумаешь,тем для тебя лучше.

— Олег, что ты к нему привязался! И там привязывался, издесь продолжаешь?!

Гена коротко хохотнул и посмотрел на Олега Петровича, апотом на барышню в зеркале заднего вида.

— Вы молодец, — похвалил он. — В панику не вдарились! Велисебя, как настоящий мужчина.

—Я никакой не мужчина, — сказала Виктория обиженно, потомподумала и решила, что обижаться сейчас на них не стоит. Она обидится, Олегпошлет ее домой, и она ничего не узнает! А ей так любопытно! Так интересно!

Как будто она вдруг утром проснулась, и оказалось, чтовпереди не самый обычный серый день — институт, дом, массаж, маникюр, загар,бассейн, «Синема Чиз» с ребятами, боулинг и спать, — а самое что ни на естьнастоящее приключение!

Приключение!..

Ей было очень жалко старика. Как он лежал, бедный,скрючившись, подтянув к животу худые колени, откинув руку в старческих синихвенах. И самое главное, что еще утром он был жив и здоров, болтал по телефону,приседал и извивался худой спиной, а она так на него злилась за то, что он недостал кресла!

Если бы она только знала, что вечером его уже не будет, низа что не стала бы злиться! Мама всегда говорила, что ссориться — это последнеедело, вдруг потом не успеешь помириться! А Виктория никогда не понимала: какэто можно не успеть помириться?! Ну, вот просто приходишь и миришься, да и делос концом! А оказалось, что запросто можно не успеть! И кому он так уж помешал,этот вздорный старик с его рухлядью, буфетами и любовью к крепким немецкимсловечкам?!

А еще этот парень!

Она покосилась на парня. Какой-то он странный, нервный иодет как бомж, но очень симпатичный. Просто удивительно. И не гомик вроде, хотятакие карие глаза, такие ресницы, и кожа смуглая, ровная, никаких прыщей,рытвин и впадин, как вон у Макарки! Тот, конечно, великий поэт и будущаязнаменитость, и вообще сын своего отца, а в наше время именно это самое главноев кавалере, но без слез на него не взглянешь! Да и без «травы» ни дня не может,а этот, сразу видно, не балдежник, «дурью» не пробавляется, сейчас таких днем согнем не сыщешь! Особенно в тех местах, где имела обыкновение бывать Виктория.Олег Петрович на его фоне выглядел совсем уж как-то блекло, может, и вправду ондля нее староват?