высокий, близ города Радхагриху, холм. Стал там жить под темными разлапистыми деревьями, они смыкались вверху толстыми ветвями и широкими сырыми листьями и отъединили его от людей. Он не желал никого видеть, но надо было питаться, и он, хотя и редко, спускался с холма. На узких городских улицах он просил милостыню. Он был красив и в бедной одежде и благороден, тридцать два знака, что отличали его, были замечаемы людьми, и те, забросив дела, шли за ним. Вокруг Готамы собиралась толпа, она тянула к нему руки и жадно смотрела него. Однажды приближенный царя Бимбисару увидел Готаму и был поражен, он, не медля, отправился к царю и сказал с восторгом:

— О, владыка, величайшее преимущество достигнуто вами. В Радхагриху появился Браму. Он ходит по улицам и собирает милостыню. Люди говорят, что он живет на горе Пандава.

Лицо у Бимбисару стало и вовсе строгое и почти суровое, что-то живущее в грозном повелителе сказало ему, что удивление тут излишне, он попросил проследить за необычным человеком и узнать, верно ли, что он живет на холме Пандава?..

Утром Бимбасару сел в колесницу. Боевые кони в мгновение ока домчали его до высокого холма, поросшего густо-зеленым лесом. Царь вышел из колесницы и в сопровождении свиты двинулся по узкой и едва отмечаемой в колючей траве гибкой тропе. Он встретил Готаму в пещере. В ней было сумрачно. Слабые лучи солнца пробивались сквозь толщу земли, зависшей над каменными переходами, где-то были расщелины, куда проникал свет.

Царь увидел Готаму и остановился, как и все в свите, пораженный не только внешним видом бхикшу, его мужской красотой, а и тем внутренним озарением, которое, казалось бы, исходило из глубины души и обещало надежду. Надежду на что?.. На спасение в будущем, на спокойную благополучную жизнь на земле или на скорое освобождение от претерпеваемых людьми мучений?..

В Готаме наблюдалось ясное и сильное озарение, и это примечалось не в глазах или в лице, а во всем сразу, в облике его тем более удивительном, что оставался спокойным и нестрагиваемым никакими невзгодами или установлениями, даже приход могущественного владыки не повлиял заметно на Готаму, он лишь ненадолго поднялся с низкого, из желтого камня сиденья близ холодной стены и чуть наклонил голову, приветствуя Бимбисару, и, пригласив того последовать его примеру, опустился на прежнее место. Царь, прямой, с горделивой осанкой, с тяжелой властностью в темных глазах, как бы сделался меньше ростом, чуть ссутулился и, ни слова не говоря, сел рядом с Готамой.

Какое-то время они молчали; свита, почтительно отступив, наблюдала за ними. Но вот Бимбисару сказал:

— Я рад, благословенный Богами, что ты пришел в мои земли. Я хотел бы, чтобы ты остался здесь и чтобы свет от тебя ощущался всеми нами. Если ты последуешь моему совету, я отдам тебе половину царства. Властвуй! И да не покинут нас Боги!..

Готама вздохнул:

— Владыка, да будет долгой твоя жизнь, но я не могу поступить по твоему слову. Я сам оставил свое царство и надел плащ бхикшу и ступил на пыльную дорогу. Я признаю только духовную жизнь, она есть для меня все… она ведет к истине.

— Но ты молод и тебе трудно обойтись без богатства и женщин. Не отказывайся от моего предложения, не убивай в себе тягу к удовольствиям. Быть может, они и составляют радость жизни?..

— Нет, владыка, радость жизни не в этом. Я отошел от желаний, заглушил их, отбросил, как комок спекшейся крови, отпавший от раны. Да и что они есть такое, чтобы дорожить ими? Они изменчивы и непостоянны, как ветер, обманывают людей и разрушают души. Они способны вызывать лишь страдания. Тот, кто следует за своими желаниями, подобен человеку, испившему соленой воды и тем еще больше возбудившему жажду. Я удалился от мира людей, чтобы достичь высшей мудрости.

— Из какой ты страны, благословенный, кто отец твой и мать?

Готама ответил. Бимбисару надолго задумался, и суровое лицо его точно бы сделалось мягче.

— Я думаю, встреча с тобой, — сказал он наконец, — есть счастливая встреча. Будь благосклонен к нам. Это приятно, что ты предстал передо мною, существо, само по себе существующее, освобожденное от увлечений страстью и стремящееся к знанию. Я кланяюсь тебе и ухожу…

— Я не тороплю тебя, владыка, — сказал Готама. — Беседа с царем доставляет мне истинное удовольствие. И я хотел бы, о, мудрейший, чтобы ты знал: у меня было все, я подолгу просиживал возле прудов в парке, где цвели водяные лилии, розы и белые лотосы; я носил благовонные одежды из тонкой ткани, из такой же ткани был сшит мой тюрбан. С утра до вечера над моей головой слуги держали раскрытым белый зонтик. Родители опасались, как бы знойные лучи не обожгли моего тела. У меня было три дворца. В одном из них я жил зимой, в другом летом, а еще в одном я проводил четыре долгих месяца, когда лили дожди. Но я не скучал, окруженный певцами и музыкантами. — Готама помолчал. — Я говорю об этом, о, владыка, единственно для того, чтобы ты понял, откуда я?.. Но вот настал час, и я вопреки воле родителей покинул все, что имел, постриг голову, сбрил бороду и стал странником, взыскующем блага на несравненном пути высшего мира.

Бимбисару выслушал Готаму и хотел что-то сказать предопределяющее к поиску истины, но вдруг пало на ум, что слова тут ни к чему, в молодом человеке жила упрямая и гордая энергия, она подталкивала его и вела… Бимбисару отчетливо увидел эту энергию, и ему сделалось не по себе, возникло ощущение, что он прикоснулся к чему-то необыкновенному, он словно бы волею случая стал собеседником человека из другого мира. В самом деле, откуда бы взяться той удивительной энергии?.. Бимбисару ясно ее представил, и в этом был он весь, изначально осознавший выводящее его его из привычного людского ряда, возвышающее над ним; и он, случалось, оказывался источником божественной энергии, все ж она была не то, что увидел теперь… С этого времени Готама сделался для него больше, чем необычным человеком, а сущностью, которая есть жизнь и смерть и движение к перерождению, что не всегда подвигает к совершенству, но часто к падению и сердечному опустошению.

Бимбисару поклонился Готаме, и все в свите, выражая недоумение, впрочем, ничем не обозначаемое в смуглых лицах, тоже пригнули спины и вышли из пещеры следом за своим повелителем.

Готама закрыл глаза и увидел случившееся с ним совсем недавно, точнее сказать, определил контуры случившегося, поскольку оно