сущего заботливой отцовской рукой прошелся по его волосам и приятная волна легкой радости охватила тело. Юный переводчик мигом забыл о суете, о заботах, о том, что ждет его впереди и что он жутко опаздывает, Уни лишь страстно желал еще хоть мгновенье побыть здесь и сейчас, не сходя с места, там, где жизнь его так неожиданно приобрела совершенно новый цвет, запах и вкус.

Трудно сказать, сколько длилось это необычное ощущение. Может быть, лишь один такт биения сердца, рвущегося наружу от переизбытка эмоций, а может быть – целую вечность. Время ведь ничего не значит в этом мире, где красота и гармония достигли своего пика, а сам порядок вещей пришел к высшей точке совершенства. Только вот навсегда уйти в эту новую вселенную для Уни, похоже, срок еще не настал. Девушка улыбнулась проникновенно, нежно, но слегка печально и невесомым движением головы словно пригласила его следовать за собой. И Уни пошел как зачарованный, пошел, не помня ни себя, ни дороги, просто пошел за ней в попытке остановить ускользающий сон, который будет полностью забыт через пару часов после пробуждения, несмотря на всю свою магическую, неземную красоту. А прекрасная незнакомка легко плыла перед его взором, демонстрируя осанку стройной сосны и талию, которую так и тянуло спрятать в трепетных ладонях.

Только теперь Уни обратил внимание на странный наряд девушки, не то халат, не то платье, синее, с длинными, уходящими от середины предплечий к земле, рукавами. Как жаль, что он не успел хорошенько рассмотреть ее спереди! Но и спина – это тоже очень и очень много значило. Уни вспомнил, какие раньше видел спины – сутулые, обремененные, горделивые и рыхлые или жесткие, неприступные, словно двери, закрытые раз и навсегда. Спина девушки… она была… своей, близкой, доброй, красивой, словом, такой, как надо, будто ее обладательница всегда помнила об Уни и каждый миг была готова обернуться и подарить ему свою мягкую лучезарную улыбку.

Юный переводчик не помнил, сколько шел так, вслепую, по этой дорожке из света, и вот словно по волшебству вдалеке вдруг возникли дворец и пристань, и посольский корабль, и сам император в ослепительном державном наряде. Но добрая магия длилась недолго. Внезапно Уни оказался в водовороте бурной толпы, грубо отдернувшей былую тишину своим монотонным и сердитым гулом. Никогда в жизни до сего момента он не боялся так сильно. Что может быть ужаснее страха потери, страха лишиться чего-то своего, того, что уже стало восприниматься как часть твоей души? Уни в бессилии оглядывал толпу, тянул руки куда-то, а людская масса только кружила, бросая его из стороны в сторону, лениво упиваясь беспомощностью утлого суденышка в людском тайфуне. Девушки больше не было, словно вся эта аморфная масса поглотила ее, впитала в себя, чтобы без остатка растворить светлые, незабываемые мгновения в омерзительной серости обыденной жизни. И Уни понял, что он больше не хочет туда, обратно, что этот случайно озаривший его душу свет дороже всего в мире и он ни за что в жизни не смирится с такой потерей. Как раненый зверь, юный переводчик рванул поверх голов, поверх этой тупой, унылой толпы, которая… нет, не презирала, не ненавидела, скорее… просто не давала дышать, не замечала, отказывала в праве на жизнь, позволяя лишь омерзительно серое существование. Тысячи рук вдруг потянулись к нему, хватали за одежду, держали, тащили назад, а пугающий хор голосов монотонно и гулко зазвучал где-то в стороне, будто из внешнего мира: Уни… У-уни! У-уни-и!!! Холодные цепи сковали тело изнутри, Уни сжался, дернулся словно в последний раз и…

– Уни? Жив? Ну ты и заспался, малыш! – и Вордий с улыбкой покачал смоляными кудрями. Получилось вполне по-отечески, однако стоявшая рядом в умилении Севелия Вирандо то ли ощутила в этом угрозу своей родительской монополии, то ли оскорбилась таким попустительским отношением к своему большому чаду.

– Вордий, ну как тебе не стыдно! Он же еще так слаб, мой бедный мальчик. Сколько раз говорила – не для него эти ваши дурацкие попойки. А еще мать не пускать вздумали, как же так можно, изверги! Он же у меня такой хороший, чистый ребенок. Уни, солнышко, как ты себя чувствуешь? Выспался? Животик не болит? – Севелия изобразила на лице такую жалость, словно ее сын прямо сейчас прилюдно страдает в муках. – Нет, ну что за нелепый обычай – с утра пораньше церемонии проводить. Даже выспаться не дают как следуют!

– Ну, обычай, прямо скажем, вполне разумный, эмель Вирандо, – послышался ровный, но немного мрачный голос Дага Вандея. – В полдень-то Светило как взойдет на престол, так и грех что-либо такое устраивать. Отдыхать от дел надо в такие часы.

– Ох, отдыхать, ты на него посмотри, сами здоровые как быки, а мальчик мой еле жив остался! А кто за ним на чужбине присмотрит, ой, что же будет-то, а? – запричитала Севелия.

Уни наградил мать испепеляющим взором, однако в душе искренне обрадовался ее приходу.

– Матушка, какое счастье! – осветившись улыбкой, он тем не менее мягко освободился от объятий и подтащил к себе парадную одежду. – Как же вас это во дворец допустили?

– Как-как, – ухмыльнулся Вордий. – В день проводов близким родственникам открыт проход на церемонию. Ну и я за компанию провожу тебя, но только до площади. Рожей пока не вышел, чтобы с такими, как ты, рядом стоять, – попытался отшутиться он.

– Ну как это мать и не допустить? Скажешь тоже, – со смесью легкого возмущения и плохо скрываемой гордости протараторила Севелия. – Вот твоя палма, одевайся скорее. А за вещи не волнуйся, я все собрала, доставят прямо на корабль. Дорожный сундук новый купила, там Эрезин, покровитель странствующих, изображен и ленточка голубая, словно река, вьется. Еды тебе там положила нормальной, чтоб питался хорошо хотя бы первые дни, сама готовила. Не ешь ты всякую гадость, Уни, и не пей, вообще не пей вина, ну что мне с тобой делать, а? – разразилась скороговоркой женщина, а затем опустила глаза. Проплакав всю ночь, но дав себе слово щадить самолюбие сына, она так и не смогла сдержаться и не выразить переполняющие ее чувства. – В храме Солнечном вещи освятила, чтоб хранил Владыка сыночка моего! – шепотом выдавила она куда-то в угол.

– Так, ладно, матушка, все будет хорошо. Не волнуйся, пожалуйста! – Уни вдруг словно охватил какой-то странный прилив сил и ощущение некой сверхреалистичности восприятия, будто все вещи и цвета вокруг стали особенно сочными и объемными. Он стремительно нырнул в палму и, не