по сторонам в детской надежде увидеть наконец какой-либо путь к спасению. «Так, спокойно, надо держать себя в руках. Просто взять одеться и пойти узнать, что произошло».

Уни еще раз огляделся в поисках своей парадной палмы, но, к своему удивлению, нигде ее не обнаружил.

«Вот дела… Может, сиделка спрятала?»

Как есть, в одной нижней тунике он вышел в коридор и сделал пару шагов по удивительно пустому зданию.

«Совсем никого. Обедают, наверно».

Плохо ориентируясь, Уни еще долго нелепо бродил по комнатам, не обнаруживая никаких признаков жизни. Выйдя, наконец, на свежий воздух, он первым делом подбежал к солнечным часам в надежде на ошибку. Нет, все точно, ровно полдень.

«Бред какой-то. Ну почему опять, опять я такой дурак? Ну все же шло как по маслу, казалось, судьба сама идет ко мне в руки – и на тебе!»

Уни беспомощно огляделся по сторонам, и странное чувство вдруг овладело им. Непонятная, пугающая тишина. Нет, во дворце всегда было довольно тихо, но время от времени эта величавая идиллия нет-нет да и нарушится неторопливым шарканьем важных сановников или вальяжной перекличкой ленивой прислуги. И часовых, часовых тоже нет на постах, а в казармах тихо, словно лучшие воины империи враз мистическим образом растворились.

«Надеюсь, не с самим императором», – попытался шуткой поддержать себя Уни, но смеяться так и не захотелось.

Покрутившись среди безжизненных строений, он энергичным шагом двинулся в сторону дворцовой площади.

«Ну не могли же они уехать без меня, я ведь переводчик, в самом деле! И почему никому не пришло в голову меня разбудить?»

Уни раньше никогда не был в казармах, и поплутать ему пришлось изрядно. Дорогу спросить было решительно не у кого, а гнетущая тишина и безлюдие внушали нарастающий ужас и словно пинками гнали вперед.

Выскочив, как камень из пращи, на дворцовую площадь, Уни словно натолкнулся на какую-то невидимую стену. Ему захотелось оттолкнуть это от себя, выставить вперед руки, защититься от того, что он вдруг увидел. Площадь была не просто пуста, на ней вообще ничего и никого не было. Ни людей, ни каких-либо следов торжественной церемонии.

«Так быстро… уже уехали… и все успели разобрать… И ни единого живого существа, чтобы спросить об этом. О Солнце, а может, я сплю? Какой дурацкий кошмар!»

Уни взял себя за предплечье, зажмурился и изо всех сил ущипнул, резко скрутив кожу.

«Больно! Нет, неужели это все взаправду?»

Если бы в ясно-голубом и настолько же пустынном небе совершали свой привычный облет императорские соколы, то они могли бы наблюдать странную картину: маленький, растрепанный человечек в исподнем бестолково мечется по дворцовым переулкам, забегая внутрь зданий и тут же в панике выбегая назад уже с другой стороны, словно букашка в лабиринте из щепок в забавной детской игре. Вот он, уже почти совсем выбившись из сил, запыхавшись и чуть ли не плача, миновал дворцовые ворота, открытые нараспашку и такие сиротливо одинокие без охраны. Но впереди ждало другое, гораздо более сильное потрясение. Огромный город, столица империи, резиденция Великого владыки всего, что находится под небесами – и такой же пустой, словно по волшебству брошенный всеми жителями в объятья пугающей, гулкой тишины.

Уни вдруг понял, что он никогда не сможет обежать все эти улицы, что ему уже не хватит сил, что он просто свалится замертво на эти нагретые почему-то вдруг ужасающе чужим светилом камни и никто не придет на помощь, потому что помощи ждать неоткуда. Ему вдруг неистово захотелось нарушить это страшное безмолвие, в котором растворились даже шелест листвы, шум ветра, плеск волн полноводной Фелы и сотни других больших и малых звуков – вечных спутников огромного города, враз лишившегося теперь многоголосого населения, но продолжавшего жить какой-то своей особой, непостижимо молчаливой жизнью.

Уни остановился, развел руки в стороны и, как в кузнечные меха, набрал в грудь воздух. «И когда я вот так в последний раз дышал полной грудью?» – подумал он. Но крика не получилось, ибо с воздухом внутрь проникла и тишина – холодная, темная и чужая. Она разом заполнила юного переводчика, словно пустой сосуд, даже сердцу запретив громко биться, а легким – с шумом вдыхать и выдыхать воздух. Глаза Уни наполнились животным ужасом. Он словно растворялся без остатка в этой невидимой, но цепкой вате, в которой ранее сгинули без следа гортанные выкрики носильщиков, оживленная речь торговцев, звонкий смех кокетливых дам, строящих глазки видному офицеру, и, конечно же, чудесные переливы музыкальных фонтанов, приводящие в такой восторг неотесанных провинциалов.

В отчаянии обхватив себя руками, Уни словно в последний раз обвел глазами пустынные улицы города и за миг до своего неминуемого исчезновения смог выхватить в стороне неизвестно откуда взявшийся неясный, размытый в мутном полуденном воздухе силуэт.

– Стойте, стойте! Подождите, прошу вас! – и как только нашлись силы на этот крик? Уни словно порвал сковавшие его цепи и бросился вдогонку, будто таинственный незнакомец держал в руках нити его жизни.

Свернув за угол кирпичного дома с пристроенной торговой лавкой и аляповатой картинкой румяного пекаря, он вдруг разом встал как вкопанный, закачался и с трудом удержал равновесие. Никогда в жизни он еще не видел таких изумительно красивых и настолько выразительных женских глаз.

Представьте себе озеро, глубокое и чистое, с кристально прозрачной голубой водой. Окруженное звенящей тишиной девственного леса, который словно хранит его от любопытных взоров непрошеных гостей. Вы продираетесь сквозь дремучие чащобы, жадно прячущие солнечный свет, но вдруг, когда надежда выйти на торную дорогу уже потеряна, один случайный шаг, и вам открывается это. Спокойное, тихое и ясное, в какой-то первозданной и в то же время совершенно законченной, оформленной, без единого лишнего штришка, красоте. И в это самое мгновение приходит чистое, словно озерная вода, глубинное осознание, что дорогу не нужно искать, что она уже пройдена и главная цель путешествия – здесь, сейчас, перед вами.

Нечто похожее испытал и Уни, где-то на задворках сознания подивившись необычайной яркости и насыщенности новых своих впечатлений. Слегка вьющиеся волосы цвета пшеничного поля на закате свободно спадали на плечи и грудь девушки, делая ее взгляд интригующим и полным тайны. Отдельные легкие волоски озорным образом выбивались из прядей и рвались вверх искупаться в лучах щедрого Светила, отчего незнакомку как бы окружало мягкое золотое сияние. Или, может быть, сам образ ее был исполнен такой теплоты и мягкости, что Уни ощутил себя так, словно встретился с ласковым солнечным ветерком, будто Владыка всего