взгляд охватил беспомощного Уни на кровати и милый силуэт Лювии, смотрящей так жалобно, словно это она причина всех так нежданно свалившихся на друзей несчастий.

– В общем так, – Вордий покусал губу. – Токто на службе, вам сидеть тихо, слугам скажу, чтоб никому не открывали. Я в казармы, возьму там пяток своих людей, перенесем тебя ко мне до отплытия. Так надежнее.

– Я еще должен повидать матушку, – подал голос Уни. – И вообще, ей же надо как-нибудь объяснить, что тут происходит.

– С эмель Вирандо я поговорю сам. Ничего лишнего ей знать не следует.

– Да? Очень мне было бы интересно на это посмотреть. И что ты ей скажешь?

– Не знаю, придумаю что-нибудь. Она ко мне всегда была до крайности мило расположена.

– Ну еще бы, ведь ты так самоотверженно защищал ее единственного сына от всяких там уличных хулиганов.

– Вот видишь, как-нибудь справлюсь. Ну, ха, даже если нет, то в казармы ее все рано не пустят.

– Вордий, это жестоко! – возмутилась Лювия. – Может, я сама с ней поговорю, а?

– Брысь, тихо сидеть! – строго цыкнул на нее будущий супруг. – Чтоб из дома носа не казала, ясно? А матушка твоя мне потом еще спасибо скажет, – буркнул приятелю Вордий и стрелой вылетел из комнаты.

Уни сложил руки за головой и скорчил Лювии жалобную мину. В который раз жизнь доступно объясняла юноше, что он в ней пока еще совсем ничем не управляет. Даже самим собой.

* * *

Таверна с совершенно идиотским названием «Пролежни» была тем не менее одним из главных украшений южного портового района Энтеверии. Секрет этого, прямо скажем, не самого высокорангового заведения был отнюдь не в безвкусной лепнине и совершенно пошлых драпировках с претензией на подражание интерьерам Ясноликих чертогов. Просто если, скажем, вы, как честный и нравственно безупречный торговец или чиновник средней руки, твердо уверены, что измена супруге в пределах домашнего очага есть страшнейшее преступление в ее глазах и глазах всевидящего Солнечного ока, то стопы сами несут вас именно в это место. Ибо, во-первых, в плебейском районе вы останетесь неузнанным, во-вторых, солидное заведение гарантирует безопасность, и в-третьих, что самое главное, район порта населен в основном чужестранцами и наполнен их чудными кумирнями, так что Небесный владыка, видимо, в силу естественного отвращения к неверным заглядывает сюда гораздо реже. Впрочем, целомудренные столичные жены также не оставались в долгу по части богобоязненного поведения, тем паче что «Пролежни» занимали стратегически важное положение, находясь в удобной близости от целого ряда рынков, посещение которых входит в обязанности каждой хозяйки. Единственный риск заключался в том, чтобы не допустить трогательного единения членов семьи в этом, предназначенном для совсем иных свиданий, заведении. Впрочем, учитывая, что мужчины чаще предпочитают отдыхать на закате трудового дня, а жены – в самом его разгаре, серьезные проблемы возникали разве что у нарушителей этого негласного правила.

К категории любителей риска, вероятно, могли бы отнести и миниатюрную, закутанную в коричневое покрывало дамочку, искусно прокладывающую дорогу в дефилировавших на долгожданный вечерний отдых плебейских массах. С явно не соответствующей статусу зрелой матроны поспешностью она ловко огибала не склонных уступать дорогу развязных горожан, вызывая своими маневрами нахальные комментарии идущей позади разношерстной публики. Доселе неизвестно, успели ли местные острословы сделать ставки относительно пункта следования этой целеустремленной персоны, однако ее в общем-то логичный заход в «Пролежни» вызвал дружную волну грубоватого хохота.

Каких более острых приключений двинулась искать на свою голову эта припортовая шпана, история умалчивает, чего не скажешь о женской фигуре в коричневом. Хозяин «Пролежней», сальный низенький тип откровенно неприятной наружности, получил от нее какой-то неопределенный жест в свою сторону и тут же потерял интерес к этой, видимо, уже знакомой посетительнице. Дамочка стыдливо вцепилась в свое покрывало и, еще глубже запрятав в нем свое личико, резво застучала башмачками по деревянным ступеням. Семенить ей пришлось весьма основательно, ибо заведение насчитывало аж четыре этажа, коим были присвоены образные имена земли, воды, леса и неба. Однако очевидное нежелание хозяев обременять посетителей дорогих «небесных» апартаментов подъемом по лестнице привело к оригинальному расположению уровней вверх тормашками, в результате чего путь нашей торопливой знакомой в наиболее дешевые «земные» комнаты парадоксальным образом лежал на самый верхний этаж здания. Ворвавшись в полумрак освещенного коптящими сальными свечами коридора, бесстыже вопившего со всех сторон о непростительно тонких стенах, матрона в своем неудержимом порыве споткнулась о вдрызг обкуренного оборванца, почему-то с ходу обозвавшего ее «вареной шлюхой». Проинформировав этого хама, что вынуждена говорить с потомком свиньи в семнадцатом поколении, женщина буквально высадила плечом дверку соседней комнатушки, еще более чернильный полумрак которой уже давно ожидал ее прибытия.

Своей откровенной непритязательностью помещение напоминало даже не вертеп, а какое-то стойло. На скрипучих, с подозрительными подтеками досках валялся набитый соломой тюфяк, на котором, закинув ногу на ногу, расположился седой мужчина лет пятидесяти с красиво изогнутыми к переносице светло-зелеными глазами и тонкими чертами лица потомственного аристократа. Глаза эти лениво покосились на вошедшую, словно хозяин делегировал им свой протест в связи с отрывом от такого архиважного занятия, как использование в качестве зубочистки засохшей во времена сотворения мира травинки. Впрочем, эта достойная имперского театра Хонто пантомима была начисто проигнорирована гостьей, которая резко уселась на единственный в комнате низкий плетеный стул и, словно вдруг расслабившись после бешеной уличной скачки, неспешно и аккуратно опустила свое покрывало. В голубых, прищуренных глазах женщины одновременно сквозили и злоба, и равнодушие, и усталость, которые, слившись воедино, готовы были вырваться в виде жесткого, уничтожающего вопроса своему собеседнику. Впрочем, последний хорошо это уловил и незамедлительно перешел в контрнаступление:

– Ну, и что такого убийственного ты можешь сказать, чтобы объяснить необходимость настолько срочной встречи?

Женщина было дернулась, чтобы стереть наглеца в порошок, но сумела взять себя в руки и неожиданно ровно и без эмоций выдать ему:

– Да так, ничего особенного. Просто вчера ночью они попытались убрать переводчика. Только и всего.

Мужчина закатил глаза в скептической усмешке и вкрадчиво начал:

– Ты, кажется, сказала «попытались»…

Договорить он не успел. Демонстрируемая женщиной выдержка на деле оказалась жалкой фикцией, растаявшей, как дым от сухих веточек ивы, что используют для отпугивания злых духов. Именно в такого духа, преисполненного огненной ярости, и превратилась в одночасье вскочившая с места гостья, прооравшая мужчине прямо в лицо:

– Я сказала, что его отравили! Я сказала, чтобы ты не втягивал его в свои дела! Я сказала, что ты врал о том, что он будет в полной безопасности!

Мужчина мгновенно поднялся и коротким движением