— Нет никаких сердец и роз, — сказал он, — хватит.

— Настя!!!

— Пошли, — вдруг велела она совершенно обычным голосом, — ато хуже будет.

И вылезла из сирени.

Ему понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Онзакурил, десять секунд помусолил сигарету и выбросил. Посмотрел вокруг. Солнцесветило, и над головой было небо, как справедливо заметил он знатоку восточныхязыков. Кроме того, под ногами еще была трава.

Почему он должен мучиться, а она вылезла из сирени как ни вчем не бывало? Вот вопрос.

Кирилл засмеялся, потянулся и посмотрел на соседний дом,едва видный за старыми деревьями. И все вспомнил.

Он должен быстро сделать то, что собирался. Из-за Насти всевылетело у него из головы.

Проломившись, как кабан, он вылез с другой стороны сиреневыхзарослей и вошел в дом, поднявшись по садовому крылечку. Вся семья шумела натеррасе, и на кухне кто-то возился, очевидно, Муся.

Кирилл быстро прошел по сумрачному коридору и, оглянувшись,открыл дверь в Сонину комнату. Осторожно прикрыл ее за собой и прислушался.

Ничего.

Как он и предполагал, вещей у Сони оказалось так мало, чтопросмотреть их ничего не стоило. Ни косметики, ни маникюрного набора, ни зеркальца.Два нелепых платья из ткани, раскрашенной немыслимыми узорами. Такие продавалив универмагах в середине семидесятых годов. Не иначе любящая мамочка подариласвои. Водолазочка на случай холодов тошнотворного кисельного цвета. Пижама илиспортивный костюм с вытянутой мышиной мордой на животе — то, что он искал.

Мышиную морду он оставил на месте, а штаны со вздутымипузырями коленей поднес к свету.

Штаны были в собачьей шерсти. Не зря она так старательноотряхивала их за завтраком.

Значит, собака все-таки есть.

Где-то поблизости есть собака, которую никто не видел.

Кирилл аккуратно вернул вещи на место, выбрался в коридор инос к носу столкнулся с Настей, которая несла поднос и, увидев его, чуть неупала.

Он перехватил поднос и быстро зажал ей рот рукой.

— Ты что? — спросила она с возмущением, оторвав его руку. —Ты теперь решил обокрасть Соню? Он приложил палец к губам.

— Отвези меня в Питер, — быстро сказал он, — давай придумаемпредлог, и ты меня отвезешь. Какой сегодня день? Понедельник?

— Понедельник, — согласилась она, тараща глаза.

— Отвезешь?

— Насовсем? — спросила она и забрала у него поднос.

— Ты ненормальная. — Он все-таки поцеловал ее. — Часа надва. Нет, на три.

— Настя, — с возмущением заявила Нина Павловна, появляясь вкоридоре, — это просто неприлично!

* * *

В холле «Рэдиссона» было прохладно, и Кирилл с удовольствиемподышал, выгоняя из легких раскаленный уличный жар.

Ну и лето. Такое лето в Питере случается, наверное, раз впятьдесят лет.

— Зачем ты меня сюда приволок? — пробормотала Настянеуверенно. — Что мы тут станем делать?

— Заниматься любовью без компании твоих родственников, —ответил он и, дождавшись, когда она стыдливо покраснеет, подтолкнул к дивану, —посиди пока у фонтанчика, а я поговорю.

— Не хочу я сидеть у фонтанчика.

— Тогда постой. Там, кстати, плавают живые рыбки. Дети ввосторге.

— Я тебя убью, — прошептала она. — Ты бы меня предупредил, ябы хоть переоделась.

— Во всех ты, матушка, нарядах хороша, — провозгласил он.

Впервые в жизни ему было наплевать на то, что подумают о немокружающие, и это странное чувство свободы было таким полным, что он готов былсам залезть в фонтан к живым рыбкам.

Влюбился ты, что ли?

Да нет. Не может быть.

— Здравствуйте, — улыбнулся ему знакомый портье, доставаяключ, — рад вас снова видеть, Кирилл Андреевич. В воскресенье утром пришелфакс. Вы уже уехали.

Кирилл быстро посмотрел — факс был с работы и ничего незначил. Он смял его и бросил в корзину.

— Я заберу машину. — Ему казалось, что с тех пор, как онуехал из отеля, прошло много лет, а не один день. — И мне нужно в бизнес-центр.

— На второй этаж, пожалуйста. Сегодня привезли ваши билеты.

Кирилл открыл длинный белый конверт. Билетов было два, и онбыстро сунул их в рюкзак.

Настя за его спиной улыбалась деревянной улыбкой и стараласьдышать как можно тише. Она тоже увидела эти два билета, и на миг ей сталонехорошо.

Выходит, он сразу все знал. Он знал, что она полетит с ним вДублин, еще до того, как она согласилась. Впрочем, она еще и не соглашалась, абилетов уже было два.

Не мог же он всерьез приглашать ее в Дублин?!

Но билетов-то два…

— Пошли, — он подхватил рюкзак и ее — тем же движением, чтои рюкзак, — сначала зайдем в бизнес-центр. Или тебе нужно в номер?

— Не нужно, — пробормотала она, и он посмотрел на нее,услышав странное в ее голосе.

С ним кто-то поздоровался, и он поздоровался в ответ,сверкнув непривычной официальной улыбкой. Он был очень на месте среди всехковров, зеркал и тихой музыки и казался частью этого мира, знакомого ей толькопо фильмам. И льняная рубаха — которая там по счету? — и светлые джинсыоказались вдруг очень стильными, и рюкзак приобрел значительность, и волосыбыли подстрижены именно так, как надо, и все это Настю пугало.

В своем летнем костюмчике из средненького магазина оначувствовала себя замарашкой. Да еще хвост заколола вверх, потому что было жаркошее.

Он ничего не замечал.

В лифте, похожем на салон президентского «Боинга», которыйНастя однажды видела на выставке, он быстро укусил ее сзади за шею и спросилделовито:

— Когда приключилась вся эта катавасия с Сонинымпоклонником?

— Что?!

Лифт тренькнул, разошлись золотые двери, он шагнул и выволокее следом.

— Когда выяснилось, что за ней ухаживал уголовник?

— Кирилл…

Он вздохнул.

— Мне нужно выяснить некоторые подробности, — сказал онтерпеливо, как на летучке, — для этого я хочу знать, когда все случилось. Потоммы пойдем в номер, ляжем на диван, и я отвечу на все твои вопросы. Давайвспоминай.