больше – хоть его и без того считали великим, громовержцем, повелителем молний. Но он думал иначе. Изобилие даров у других уменьшало его собственное богатство. Честь, оказываемая другим, ему казалась уроном его собственному величию. Быть великим среди равных ему казалось мелким и обычным, и потому он возвысил себя – а поскольку ему, отцу богов, подниматься выше было уже, в общем-то, некуда, то ему при необходимости пришлось для этого унижать других.

Поэты не поют о женщинах, а женщины поют только на похоронах или вдали от мужчин.

Но когда пир закончен и воздух темнеет, пока дремлют поэты, а громовержец храпит под золотым небом, я буду петь, и вы услышите мой голос. Пойдемте со мною; заглянем в сердца молчаливых служанок, пока мужчины Итаки и Микен спят в пьяной роскоши.

Эос было тринадцать лет, когда Одиссей вручил ее Пенелопе в качестве свадебного подарка. Некоторое время Пенелопа держалась отстраненно и холодно, изо всех сил стараясь быть царицей. Но потом пришло время рожать Телемаха, и, пока она кричала, Эос держала ее за руку, а Урания – за ноги; а если какая-то женщина столько времени смотрела тебе в раскрытую вагину, то остается лишь одно: либо прогнать ее и сделать вид, что ничего не было, либо преодолеть себя и признать, что между вами возникла связь, которая крепче кровных уз.

Эос поклялась, что никогда не будет иметь детей. Соответственно – подобно Афине – она поклялась никогда не иметь и мужчины, но, в отличие от моей падчерицы, находит другие способы развлечься в прохладные зимние ночи.

Автоноя прислуживала во многих домах, прежде чем ее купила Пенелопа, и про нее говорили, что она на любителя. В глазах ее был вызов, а в словах – острота, которые часто кончались битьем. Хотя в тех краях, где чтили законы, мужчинам было запрещено трогать принадлежащую им рабыню без ее согласия, но за соблюдением запрета никогда не следили очень пристально; и если бывшие хозяева хотели посеять свое семя в ее животе, то из этого выросла лишь месть, месть, ярость и месть.

– Чего ты хочешь? – спросила Пенелопа после того, как Автоноя в миг исступленного вызова чуть не выцарапала глаза одному мужчине, и Автоною поразил этот вопрос: ей никогда не приходило в голову задать его, и она понятия не имела, как на него ответить.

– Власти, – бросила она наконец. – Власти, как у тебя.

– Как ты ее получишь?

– Может быть, на мне кто-то женится?

– Именно так ты намерена действовать?

Автоноя заколебалась. Было непривычно думать о том, чего же она хочет; но еще непривычнее – рассуждать о том, как она этого достигнет. Тогда Пенелопа сказала:

– Поверь царице: нет у нас, женщин, власти мощнее, чем та, которую мы забираем тайком.

Именно тогда я поняла, что люблю Пенелопу. Я не думала, что смогу полюбить ту, которая казалась из всех цариц Греции самой смиренной и кланялась мужчинам ниже всех. Я ошибалась.

Меланта не возражала, чтобы ее продали Пенелопе. По крайней мере, во дворце Одиссея ее неплохо кормят, дают два выходных дня из восьми, у нее есть одежда из довольно приличной ткани и собственная постель. К тому же она тоже учуяла запах власти, и, хотя сама не знает этого, неспособна постичь, но в ней родился голод, который однажды придется утолить.

Феба была рождена рабыней; ночью она молится Афродите; ей нравятся прикосновения мужчин, которые стараются сделать приятно, и однажды она поймет, что молиться ей нужно мне. Афродита – богиня юных и тех, кто еще не познал потерь.

Эвриклея была кормилицей младенца Одиссея, и Антиклея очень любила ее. Когда на Итаку прибыла Пенелопа, Эвриклея взлохматила ей волосы и сказала: «Ни о чем не беспокойся, тетя Эвриклея все уладит!» – а потом кормила Телемаха сладкими пирогами, несмотря на запреты матери, и разрешала ему вылизывать миски из-под меда, и щипала его за щеки, и говорила что-нибудь вроде «не слушай маму, пусть себе ругается, а ты у меня самый лучший!», пока наконец Пенелопа не ворвалась в комнату Антиклеи и не вскрикнула: «Прогони ее сейчас же!»

И ее свекровь медленно подняла голову с подушки, несколько раз моргнула, глядя на юную царицу, и проговорила: «Милая, у тебя истерика. Пойди полежи».

Когда Антиклея умерла, Эвриклея выдрала себе волосы. Точнее, она выдрала несколько клочков, но это оказалось сложно и долго, так что она, пока никто не видел, неровно остригла остальные, и получилось почти то же самое. Через три дня к ней подошла Эос и сказала: «Пенелопа говорит, что ты верно служила, не жалея себя. Она считает, что тебе пора передать часть своих обязанностей молодым, чтобы ты могла насладиться своей зрелостью».

Эвриклея кричала, рычала и обзывала Пенелопу всякими словами, за которые, не будь она кормилицей Одиссея, ее тут же сослали бы на свиной хутор. Пенелопа с улыбкой выслушала ее вопли, а потом сказала просто: «Ну что ж, вот и договорились», и таков был конец Эвриклеи. Она до сих пор ошивается во дворце, бурчит себе под нос и осуждает каждую пылинку, каждое шепотом сказанное слово, но никто больше не обращает на нее внимания. Она до сих пор пытается понять, как же пропустила тот миг, когда Пенелопа превратилась из девочки в женщину. Хитрая, хитрая Пенелопа проделала такое, пока никто не видел.

Леаниру притащили за волосы с пепелища Трои. Своих снов она не рассказывает никому, даже мужчине, который клянется, что любит ее.

«Ты знаешь, что я никогда не сделаю тебе больно, – сказал он в ту ночь, когда она наконец сдалась и оказалась в его объятиях. – Ты всегда можешь сказать „нет“, Леанира».

Леанира так давно не говорила «нет». У нее просто не спрашивали. Теперь она пробует сказать это, посмотреть, что будет: сначала шепотом, потом громче – и, как и обещал, он остановился. Мужчина, не меньше, воин – и он остановился, когда она попросила. Она заплакала, а он обнял ее, и на следующую ночь она уже не говорила «нет».

«Когда я стану царем на Итаке, – сказал он, – ты будешь свободна».

Он не единственный из женихов, кто шепчет служанкам эти слова. Темноглазому Антиною это в голову не пришло – он считает, что его животного обаяния достаточно, чтобы соблазнить любое двуногое; никто не соблазняется, и Антиной считает, что мир против него. А вот Эвримах пытался говорить такое – неловко, спотыкаясь о слова, – и Меланта слушает благосклонно. Даже Амфином пробовал этот способ, но говорить искренне не получилось, так что он бросил это дело и вернулся к проверенным методам: недорогим подаркам и красивой истории о падающих звездах.

Но он – любовник Леаниры – говорил эти слова так, что они казались правдой, настоящей и честной. Он не мальчик, он мужчина, проницательный и мудрый. Он прижал ее к себе и сказал: