Руфи за все это время удалось поспать не более двух часов, исама она не падала с ног только за счет бесчисленных чашек кофе и сигарет. Ейбольше не приходило в голову искать помощи на стороне. А если такая мысль ивозникала, то она гнала ее, потому что понимала: не пройдет и часа, как Хейвенсменит название на Колдовской Город. Внимание жителей города было приковано кисчезновению Давида, и это воспринималось горожанами как добрый знак.

Весь день стояла жара. Ни ветерка, ни капли дождя. Жараодурманивала. Ломило все кости, кровь пульсировала в висках. Но поиски ни наминуту не прекращались. Руфь старалась руководить ими как можно лучше.

Силы покинули ее во вторник утром. Что-то накатило на Руфь,стиснуло железной хваткой горло, ноги стали ватными и подкосились, и она, каккуль муки, свалилась на землю.

Она пыталась позвать на помощь и не смогла.

Но они все равно услышали.

Приближающиеся шаги. Кто-то (Джад Таркингтон) позвал кого-тодругого, (Хэнка Бака) и их мысли сфокусировались на лежащей женщине.

(мы все любим тебя, Руфь) Ее коснулись руки, подняли и (мывсе любим тебя и поможем тебе «превратиться») аккуратно понесли.

(и я тоже люблю тебя… пожалуйста, найди его. Сосредоточьсяна нем, сосредоточься на Давиде Брауне. Не спорь, не сопротивляйся) (мы вселюбим тебя, Руфь) Ее несли, и она видела, что стоящие вокруг люди тяжелодышали, как собака в жаркую погоду.

Эд Мак-Кин отнес ее домой, а Хейзел Мак-Гриди уложила впостель. Руфь провалилась в глубокий сон. Единственное, что она смоглавспомнить во вторник утром, когда проснулась, это то, что ей снился ДавидБраун. Он лежал на черной сырой земле под не менее черным небом, усыпаннымзвездами. Из его рта стекала струйка крови, глаза мальчика были пусты инеподвижны. Сразу после этого она и проснулась.

Руфь позвонила в городской зал. Ей ответила Хейзел. Вседееспособные жители города находятся в лесу, — сказала она. — Но если они ненайдут мальчика до завтрашнего утра…

Хейзел не закончила.

В десять часов утра Руфь присоединилась к поискам. Когда вновьстало темнеть, она попросила Бича Джеригана проводить ее в город. В кузовегрузовичка Бича что-то лежало, но она не знала, что именно, да и не хотелазнать. Ей хотелось бы остаться в лесу, но она боялась, что силы вновь покинутее и тогда никто не отнесет ее домой, как вчера. Она заставила себя перекуситьи поспала около шести часов.

Утром, выпив чашку кофе и съев сэндвич, она мечтательноподумала о стакане молока. Затем, поднявшись в комнату, где стояла коллекциясобранных ею кукол, Руфь села за стол и стала задумчиво рассматривать их. Куклыфарфоровыми глазами смотрели на нее.

В уме она проговаривала очередную скороговорку.

Затем мысль ее вернулась к реальности. Руфь взглянула начасы. Она пришла сюда в восемь тридцать, а сейчас уже четверть двенадцатого. Ееглаза расширились от удивления. Так долго?!

И…

…и некоторые куклы вдруг задвигались.

Немецкий мальчик в летнем костюме оказался почему-то междуледи-эфенди и японочкой. За руку он держал индианку в сари. Русский мужик упална пол, увлекая за собой гаитянца, и оба они лежали с обращенными в потолоклицами, покачивая головками.

Кто это двигает куклы? Кто ??десь?

Она испуганно озиралась по сторонам, а сердце ее, казалось,сейчас выскочит из груди. Кукла-детоубийца Элмер Хани, нахально глядя на нее,улыбался. Говорю тебе, женщина: ты — глупая корова.

Никого. Вокруг все тихо.

Кто здесь? Кто здесь был? Кто сдвинул…

Мы сами сдвинулись с места, милочка.

Слабый, тоненький голосок.

Она зажала рукой рот. Ее глаза стали совсем круглыми отстраха. И вдруг на стене она увидела большие корявые буквы. Чья-то рука с такимнажимом написала их, что несколько осколочков мела валялись на полу:

Давид Браун на Альтаире-4. Что? Что? Что это…

Это значит, что он оказался слишком далеко, — сказалакукла-француженка, и внезапно из ее глаз брызнули искры зеленого света. Лицавсех остальных кукол расплылись в злорадной улыбке. Оказался слишком далеко,слишком далеко, слишком далеко…

Нет, я не могу в это поверить! — простонала Руфь.

Весь город, Руфь… оказался слишком далеко… слишком далеко…слишком далеко…

Нет!

Пропал… пропал…

Глаза куклы-клоуна из папье-маше тоже внезапно загорелисьзеленым светом.

Голоса кукол все громче… и одновременно это были голосагорода, и Руфь Мак-Косленд знала это.

Она подумала, что наступает последняя стадия перед тем, каквсе окончательно лишатся рассудка… и она в том числе.

Нужно что-то делать, Руфь. — Кукла-китаянка говорила голосомБича Джеригана.

Нужно вызвать кого-нибудь, — французский пупсик голосомХейзел Мак-Гриди.

Но они никогда не позволят тебе это сделать, Руфь. — Этосказала кукла-Никсон, подняв правую руку в приветственном жесте. Она говорилаголосом Джона Эндерса из начальной школы. — Они могли бы, но это было быневерно.

Они любят тебя, Руфь, но если ты попытаешься сбежать, ониубьют тебя. Ты ведь и сама знаешь это, верно? — Кукла-анголец голосом ДжастинаХарда.

Пошли сигнал.

Сигнал, Руфь, да, и ты знаешь как…

Используй нас, мы покажем тебе как, мы знаем…

Она сделала шаг назад, зажав руками уши, как будто могласпастись от этих голосов. Ее губы дрожали. Она была в ужасе. В ее куклах сейчассконцентрировалось все безумие Хейвена.

Сигнал, используй нас, мы можем показать тебе как, мы знаем,и ты ХОЧЕШЬ знать. Городской зал, Руфь, часы на башне…

Голоса теперь не просто кричали, они скандировали: Городскойзал, Руфь! Да! Да! Городской зал! Городской зал! Да!

Хватит! Прекратите! — стонала она. — Хватит! Хватит!Пожалуйста, не надо!..

И вновь потеряла сознание.

Она пришла в себя поздно вечером. На полу было холодно. Заокнами шумел ветер, собиралась гроза. Грозные силы природы готовилисьобрушиться на Хейвен.

Но Хейвен и сам сейчас был источником мощных сил. Простоперемена погоды стала очень важным фактором. Не только у Руфи в этот моменточень болела голова.