как мел. Они сидели прямо за тем местом, куда попала пуля. Буквально на пару футов выше, и пуля могла бы попасть его жене прямо в живот.

Я не бегу – во всяком случае со сцены. Я несусь к tata, потому что понимаю, что пуля предназначалась ему, и она может быть не единственной. Я хватаю его под руку и тяну изо всех сил, оттаскивая его от подиума.

На этот раз, похоже, отец совершенно не контролирует ситуацию. Он кажется растерянным и напуганным. Я испытываю те же эмоции, но видимо, чуть в меньшей степени, чем он. Я стаскиваю отца со сцены, чтобы мы могли спрятаться за ней.

Проблема в том, что я понятия не имею, откуда прилетел выстрел, так что я тяну отца как можно ниже к земле, надеясь, что это поможет нас защитить.

Мгновение спустя огромное тело Данте с глухим стуком опускается рядом с нами.

Он спрашивает:

– Вы двое в порядке?

– Д-да, – запинаясь, отвечаю я.

Это первые слова, которые мы говорим друг другу спустя почти десять лет.

– Кто это был? – спрашиваю я отца.

Не могу представить себе, кто мог бы желать его смерти.

– Кто знает, – говорит tata, качая головой. Он выглядит сбитым с толку и ошеломленным.

Охранники смыкаются в кольцо вокруг нас. Я чувствую себя на взводе – откуда нам знать, что никто из этих мужчин не стоял за этим, что бы это ни было?

Как ни странно, я благодарна, что Данте сейчас рядом с нами. Что бы ни было между нами, я видела, как он спас от пули моего отца. Думаю, он сделает это снова, если кто-то из этих мужчин попытается в нас выстрелить.

Полицейские в суматохе отводят нас в фургон спецназа, стоящий на краю парковки. Они задают нам десятки вопросов, на большинство из которых мы не можем ответить.

Я не вижу Данте – возможно, он вернулся к сцене. Или ушел.

Меня неконтролируемо трясет. Меня закутали в плед и дали стакан воды. Каждый раз, когда я пытаюсь поднести его к губам, ледяная вода выплескивается через край и попадает мне на руки.

Наконец мне удается сделать глоток, именно в тот момент, когда невероятной красоты рыжеволосая девушка пытается пройти сквозь полицейский кордон.

Один из охранников пытается ее остановить:

– Минуточку, мэм!

– Все в порядке, – говорит Данте, подняв руку.

Он вернулся со сцены, держа что-то в ладони.

Рыжеволосая девушка протягивает руки и обнимает его.

– О боже, Данте! – вскрикивает она. – Я знаю, что просила тебя быть настороже, но такого я действительно не ожидала…

Данте обнимает ее в ответ, словно они хорошо знакомы.

Глубоко в душе я чувствую отвратительный укол ревности.

Я знаю, что не имею на это право. Но эта женщина так красива…

Не будь она такой высокой или столь элегантно одетой. Не будь ее волосы такого яркого живого рыжего цвета… возможно, я смогла бы с этим смириться. Но смотреть на огромные руки Данте, обвивающие ее тонкую талию, слишком тяжело.

Данте отпускает девушку и поворачивается к одному из полицейских.

– Вот пуля, – говорит он, кладя перекрученный кусочек металла тому на ладонь.

– Вы ее трогали? – спрашивает полицейский.

– Вы все равно не снимите с нее отпечатков, – рычит Данте. – Посмотрите, в каком она состоянии. Не говоря уже о том, что их бы и не было изначально. Стрелял профессионал. Взять хотя бы расстояние… Лишь с десяток людей в мире способны на такой выстрел.

– Откуда вы это знаете? – с подозрением спрашивает полицейский.

– Потому что он сам был снайпером, – отвечает рыжеволосая девушка. – И чертовски хорошим, так что вам стоило бы прислушаться к его словам. И поблагодарить за помощь, пока он ее оказывает.

– Ясно, – смущенно бормочет полицейский. – Конечно.

Данте был снайпером?

Он был военным?

Я не знаю, чем мужчина занимался все эти годы. Пару раз я пыталась найти его, но Данте не ведет соцсетей, и новостей о нем я тоже не встречала. Во всяком случае, не находила.

Эта девушка, очевидно, знает Данте лучше, чем я. И быстро бросается на его защиту.

Я жалко дрожу под своим пледом. Должно быть, они пара. Я бросаю взгляд на ее левую руку – ничего не могу поделать. Кольца нет. Во всяком случае, пока.

Это неважно. Ничто из этого не имеет значения. Данте больше не мой – он был моим совсем недолго. Он вполне может иметь девушку и даже жену. Я не имею права на ревность.

И все же, если бы ауры можно было видеть, моя была бы ядовито-зеленой[44]. Такой же яркой, как глаза той девушки.

– Это пуля ручной работы, – говорит Данте полицейским. – Из бронзового сплава. Вам не удастся отследить источник, не говоря уже о том, чтобы найти отпечаток пальца. Лучше всего найти окно, из которого стреляли, и посмотреть, не оставил ли снайпер чего-нибудь в комнате. Вероятно, он убирался в спешке.

– Что это за здание? – спрашивает полицейский.

– Вон то. – Данте указывает на высокое здание с белым фасадом. Возможно, это отель, хотя с такого расстояния трудно сказать наверняка. – Думаю, стреляли с пятого этажа, с юго-восточной стороны.

Полицейский записывает все это в блокнот.

К нам подходит крупный, дородный мужчина с бородой и хлопает Данте по плечу, качая головой.

– Черт побери, дружище. Я думал, ты переоцениваешь ситуацию, – он смотрит на моего отца. – Кто-то сильно хотел вашей смерти, друг мой.

Tata не обернут в плед. Он сидит прямо и спокойно, оправившись от шока куда быстрее, чем я.

– Похоже на то, – говорит отец и учтиво кивает Данте. – Вы спасли мне жизнь.

С угрюмым выражением лица Данте пожимает своими огромными плечами.

– Возможно, – говорит он. – Стрелок мог и промахнуться.

– Сомневаюсь, – отвечает tata. – Данте Галло, верно?

Он протягивает ладонь для рукопожатия.

Данте смотрит на отцовскую ладонь с неприязнью. Кажется, он предпочел бы воздержаться от рукопожатия. Уверена, что мужчина не оценил тон моего отца – словно последний раз они встречались на коктейльной вечеринке. Tata ведет себя так, будто они случайные знакомые и между ними нет никакой вражды.

Отец определенно не собирается извиняться. И никогда не станет. Я слишком хорошо знаю его, чтобы понимать это.

То, что Данте спас его жизнь, ничего не значит. Отец благодарен за это, но его отношение к мужчине не изменится.

Впрочем, это и неважно.

Мне кажется, что Данте не станет пожимать отцу руку, но тот продолжает протягивать ее со спокойной настойчивостью, и наконец Данте быстро пожимает ее, а затем снова опускает.

– Вы