Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слезы боли, обиды, бессилия струились по лицу Аннабелл. Если она попытается рассказать о случившемся, никто не станет ее слушать. Никому не будет до нее дела. Девушки не раз сообщали об изнасилованиях, но никаких расследований и наказаний так и не последовало. Если они все же настаивали на расследовании и передаче дела в трибунал, над ними издевались. Никто им не верил; девушек обвиняли в развратном поведении и в том, что они сами провоцировали своих насильников. Вздумай Аннабелл обвинить в подобном преступлении британского лорда, ее бы и слушать не стали в официальном учреждении. Шла война, и кому было дело до какой-то фельдшерицы, изнасилованной британским офицером. Оставалось молиться, чтобы это ужасное происшествие не имело последствий. А вдруг судьба снова окажется такой жестокой и она забеременеет?! В ту ночь Аннабелл, с трудом добравшаяся до кровати, раз за разом прокручивала в мозгу случившееся, плакала и вспоминала Джосайю. Господи, ну за что ей все это?! Она ведь только хотела любить мужа, рожать от него детей, заботиться о них. А этот ублюдок превратил акт любви в муку и унижение, надругавшись над ней. Промучившись долгие часы без сна, Аннабелл приняла решение — забыть случившееся, вычеркнуть эту страшную ночь из своей жизни и продолжать жить. А что еще оставалось ей?..
В сентябре Аннабелл окончательно поняла, что случилось самое худшее. Ее тошнило, месячных не было с июля. Она была беременна, но не знала, что ей теперь делать. Она хотела сделать аборт, но не знала, к кому обратиться. К тому же это было опасно — за время ее работы в госпитале от последствий абортов умерли две медсестры. Аннабелл даже думала покончить с собой, но на это у нее смелости не хватило бы. Но и рожать этого ребенка она тоже не желала. Она работала еще упорнее, таская раненых, тяжелое оборудование и подпрыгивая на ухабах в карете «Скорой помощи». Аннабелл надеялась, что природа смилостивится и у нее будет выкидыш, но со временем стало ясно, что этого не случится. Она собиралась уехать из Виллер-Коттерета, как только беременность уже невозможно будет скрывать, а до этого как могла утягивала живот бинтами и полосками ткани. Но она понятия не имела, что будет делать тогда, когда покинет госпиталь.
Перед Рождеством она впервые почувствовала, что ребенок начал шевелиться. Аннабелл пыталась сопротивляться материнскому инстинкту, она твердила себе, что должна ненавидеть этого ребенка, однако все было бесполезно. В голову Аннабелл даже приходила мысль заставить Уиншира взять на себя ответственность за происшедшее, но она вспоминала ту ночь и понимала, что он от всего отречется. Кто знает, может быть, это событие было не единственным в его биографии и он и думать о нем забыл… Она — обломок кораблекрушения, незначительный эпизод в море войны. Жаловаться бесполезно; она — всего лишь женщина, зачавшая ублюдка во время войны, и никому нет дела до того, что ее изнасиловали. Ребенок должен был родиться в апреле, в январе она все еще работала. Аннабелл была на шестом месяце, но ее живот был практически незаметен, потому что она продолжала утягиваться и от тревоги и волнений почти ничего не ела, да и кормили в госпитале отвратительно. Веса она не набирала. После случившегося Аннабелл впала в депрессию и почти ни с кем не разговаривала.
Стоял холодный и дождливый день. Аннабелл дежурила в хирургическом отделении и случайно услышала разговор двух мужчин. Оба были британцами, один офицер, другой сержант. Оба были тяжело ранены и приведены в госпиталь с передовой. Когда один из них упомянул имя «Гарри», Аннабелл замерла. Спустя минуту офицер сказал, что смерть Гарри Уиншира — ужасная потеря. Он был хорошим человеком, и им будет его очень не хватать. Хотелось повернуться к ним и крикнуть, что он был не хорошим человеком, а чудовищем. Аннабелл, не помня себя, выбежала из палаты и стала жадно глотать холодный воздух, чувствуя, что она задыхается. Уиншир изнасиловал ее, а теперь он убит. Отца у ее ребенка не было и никогда не будет. Может, это и справедливо — мерзавец заслуживал смерти. Услышанная новость вкупе с воспоминаниями так подействовали на Аннабелл, что она закачалась, как ива на ветру, потеряла сознание и осела на ступеньки. К ней устремились две медсестры, видевшие это. Хирург, вышедший из корпуса, присел рядом с ней на корточки. Ее обморок списали на переутомление, истощение и недосып. Весь персонал госпиталя был изнурен перегрузками.
Врач помог перенести Аннабелл в помещение. В этот момент Аннабелл очнулась. Она промокла насквозь, влажные волосы спутались, а передник прилип к животу. Аннабелл стала извиняться за причиненные хлопоты, попыталась встать, но ей снова стало плохо. Ее водрузили на каталку, и врач отвез ее в маленькую комнату и закрыл дверь. Он не был знаком с Аннабелл, хотя видел часто.
Хирург задал Аннабелл несколько вопросов. Аннабелл отвечала односложно, сказала, что она совершенно здорова, просто работала с раннего утра и со вчерашнего дня ничего не ела. Она попыталась улыбнуться, но врач не отреагировал на ее жалкую улыбку.
— Как вас зовут? — спросил врач. Она назвала свое имя. — Мисс Уортингтон, вы сильно переутомились. Вам нужно немного отдохнуть и прийти в себя. — Все работали без выходных уже несколько месяцев, и Аннабелл не хотела брать отпуск, но понимала, что ее дни в госпитале сочтены. Живот рос; она утягивалась как могла, но скрывать свое состояние становилось все труднее. — Никаких жалоб на здоровье нет? Вы ничего не утаиваете? — озабоченно спросил он. В госпитале опасались заразных болезней персонала. Все были так преданы работе, что многие медсестры и врачи предпочитали помалкивать о своем состоянии или о крайнем переутомлении. Врач боялся, что это как раз тот самый случай. Выглядела Аннабелл ужасно.
Она покачала головой и ответила:
— Я здорова. — Однако в глазах Аннабелл стояли слезы.
— Настолько здоровы, что дважды упали в обморок, — мягко ответил хирург.
Он чувствовал, что тут что-то не так. Но Аннабелл упрямо молчала и была такой же истощенной, как многие другие. Врач попросил ее лечь. Как только Аннабелл подчинилась, хирург понял, в чем дело. Потом он бережно положил руку на ее живот. Тайна, которую она так долго скрывала, стала явной. Аннабелл была не первой и не последней, кто попал в такую ситуацию во время войны. Заметив внимательный взгляд врача, она заплакала.
— Да, это проблема, — сказал он, когда Аннабелл села. Она выглядела испуганной и несчастной. — Когда роды?
Эти слова заставили ее ахнуть. Аннабелл хотела объяснить, как все случилось, но не посмела. Правда была слишком ужасной. Она слышала, что все женщины, зачавшие вне брака, говорят, что их изнасиловали. С какой стати этот врач должен ей верить? К тайне Джосайи, которую она хранила, защищая его, добавится тайна виконта Уиншира. Расплачиваться за все случившееся приходится ей, а не им — виновникам ее несчастий.
— В апреле, — с трудом выговорила она.
— Вы долго молчали. — Он развязал тесемки передника, поднял ее блузку и пришел в ужас, поняв, как сильно Аннабелл утягивалась несколько месяцев. — Это жестоко по отношению к ребенку. Как только вы сами умудряетесь дышать?
— Сама не знаю, — сквозь слезы ответила она.