— Это было не лучшее наше достижение.

— Для меня — да, — тихо сказала Аннабелл. — На «Титанике» были мои родители и брат.

Все сидевшие за столом прекратили разговоры. В комнате повисло неловкое молчание.

— Они выбрались из этой истории? — наконец спросил один из французов.

Аннабелл покачала головой.

— Моя мать спаслась в одной из шлюпок, а отец и брат утонули.

Прозвучал хор соболезнований, а Марсель поспешно сменил тему, пытаясь исправить неловкость. Аннабелл ему нравилась, и он хотел защитить ее. Но мало-помалу смягчались и другие. Ее доброта, естественность, ум постепенно покорили ее однокурсников.

Две недели спустя германцы торпедировали французское пассажирское судно «Суссекс», и это снова вызвало страшный шум. К тому времени ситуация на фронте ухудшилась; потери с обеих сторон составили почти четыре миллиона и продолжали расти с каждым днем. Несмотря на напряжение в мире и подавленное настроение большинства студентов, все упорно работали. Никто не лодырничал; группы были маленькие, и каждый находился на виду.

Весной отношение к Аннабелл в школе изменилось, многие студенты подолгу разговаривали с девушкой и шутили с ней. Ее даже стали уважать за дельные вопросы и умение общаться с больными: тут Аннабелл могла дать фору любому из них. Все преподаватели отмечали ее успехи и трудолюбие, и доктор Громон написал доктору де Брэ письмо, заверив коллегу, что тот не ошибся, рекомендуя школе эту девушку. Аннабелл Уортингтон — действительно отличная студентка и, несомненно, станет прекрасным врачом. После работы в аньерском аббатстве местная больница казалась Аннабелл тихой пристанью, но именно здесь ей удалось впервые препарировать труп.

Летом продолжали поступать новости с театра военных действий. Первого июля началась битва на Сомме, самая кровопролитная за все время войны. К концу первого же дня было убито и ранено шестьдесят тысяч человек. Никто не мог сказать, когда же кончится эта бесконечная и бессмысленная война. К этому времени Европа воевала уже два года.

В августе исполнилась очередная годовщина свадьбы Аннабелл и Джосайи, но девушка запретила себе думать об этом. С тех пор прошло три года, из которых одиннадцать месяцев Аннабелл провела в Европе. В это ей самой было трудно поверить. После приезда в Ниццу она многому научилась и многое узнала. Теперь первокурсники чаще работали с пациентами и проводили в больнице три полных дня в неделю. Раненые были и здесь, поскольку тех, кто не мог вернуться на передовую, отправляли лечиться ближе к дому. Аннабелл встретила двух своих бывших подопечных, за которыми ухаживала в Аньере, и навещала их при возможности.

К тому времени Аннабелл и Марсель очень подружились, каждый вечер болтали перед обедом и часто вместе занимались. Другие студенты тоже приняли ее в свою среду. Преподаватели любили и уважали Аннабелл. Некоторые однокурсники теперь только смущенно улыбались, вспоминая, как нелюбезно они приняли девушку на первых порах, а напыщенный англичанин Руперт, когда-то самый грубый из всех, даже стал ее другом. Аннабелл была ровна и приветлива со всеми, и Марсель за глаза называл ее «крестной».

Когда однажды после занятий они гуляли в саду, Марсель неожиданно спросил:

— Почему такая красивая женщина, как ты, не замужем? — Аннабелл понимала, что он не флиртует с ней. В Ницце у Бобиньи была невеста; их семьи были дружны с давних пор. Марсель был родом из расположенного неподалеку города Бельэ и часто ездил домой. Невеста часто навещала Марселя в школе. Девушка очень нравилась Аннабелл.

— Сомневаюсь, что замужняя женщина может стать врачом. Ей просто не хватит на это времени. А ты как думаешь? — уклончиво ответила она. По ее мнению, женщине, решившей стать врачом, требовалось принести куда больше жертв, чем мужчине.

— Мне почему-то кажется, что тебя заставило приехать в Европу разбитое сердце. — Марсель был проницателен и не сомневался, что это так и есть. — Я не уверен, что наша профессия требует приносить ей в жертву личную жизнь. Просто ты сама боишься такой жизни и прячешься от нее в медицину. Думаю, у тебя могло бы быть и то и другое, — стараясь не задеть болевых точек Аннабелл, осторожно сказал Марсель.

Аннабелл молчала. Ну что она может ответить?! Марсель был прав, он хорошо ее изучил.

— За твоим смехом и добрыми улыбками скрывается глубокая грусть, — продолжал он. — Не думаю, что дело только в твоем сиротстве. Конечно, это ужасно — потерять близких. Но женщины так грустят только тогда, когда им разбивает сердце мужчина. — Марсель жалел ее. Эта девушка заслуживала любви.

— Тебе следовало стать не врачом, а предсказателем судьбы. — Аннабелл наградила его улыбкой. Она могла молчать сколько угодно; Марсель знал, что он не ошибся. Никому на свете она не призналась бы, что разведена. Даже Марселю. Ей было непереносимо стыдно делиться с ним своей, тайной.

Месяц назад она получила письмо из своего банка, извещавшее, что свидетельство о разводе наконец получено. Отныне она и Джосайя были чужими людьми. За прошедший год она получила от него только одну весточку — рождественскую открытку, сообщавшую, что они с Генри все еще в Мексике. Сейчас Аннабелл понятия не имела, где находится Джосайя, но надеялась, что он еще жив. Она написала ему, однако ее полное тревоги письмо осталось без ответа.

— Я прав? — не отставал Марсель. Аннабелл никогда не рассказывала ни о своем детстве, ни о взрослой жизни. Складывалось впечатление, что у нее вообще не было биографии. Она стремилась начать жизнь с чистого листа. Но Марсель чувствовал, что в ее прошлом была какая-то тайна, которую она тщательно оберегала.

— Разбито у меня сердце или нет, неважно. Важно то, что теперь я здесь, во Франции.

— А возвращаться в Штаты ты когда-нибудь собираешься? — не в первый раз поинтересовался Бобиньи.

Аннабелл ответила честно:

— Не знаю. У меня там остался коттедж на Род-Айленде. — Там по-прежнему жили слуги ее родителей, заботившиеся о доме и надеявшиеся, что она вернется. — Все мои близкие умерли, так что мне незачем возвращаться.

— А друзья? — Марсель смотрел на нее испытующе. Аннабелл была доброй, внимательной, сердечной, и он не мог представить себе, что у нее нет друзей. — У тебя же были друзья?

Подумав о Горти, Аннабелл покачала головой. Нет, друзей у нее тоже не осталось. Джосайя лишил ее расположения родственников, лишил единственной подруги. Дав ей свободу, он разрушил ее прежнюю жизнь.

— Нет. Вся моя жизнь изменилась. Поэтому я и приехала сюда. — И все же она и сейчас не знала, останется ли во Франции навсегда.

Теперь она сама себе хозяйка. Теперь ее жизнь связана с медицинской школой, по крайней мере, на ближайшие пять лет. Ее дом — этот замок, ее город — Ницца, ее друзья — сокурсники. И, конечно, Марсель.

— Я рад этому, — просто сказал Бобиньи, не смея проявлять излишнее любопытство и вызывать у нее грустные воспоминания.

— Я тоже.