Эдвина тяжело вздохнула.

Деклан отпил еще виски и продолжал:

– На самом деле такое вполне возможно. Холбрук понимает, что нельзя пугать Маколея и Бабингтона – их компания ведет в колонии всю торговлю. А Маколей – представитель поколения, которое придает большое значение порядку и спокойствию в тех местах, где он ведет дела. Любой намек на панику, которая может повлиять на его склады, – и Маколей начнет писать письма в Лондон.

– Когда я заговорила об исчезнувших людях, мне показалось, что миссис Маколей ничего не знает, – нахмурилась Эдвина. – Правда, к концу разговора она согласилась с другими дамами, что поводов для беспокойства нет.

– Косвенно это предполагает, что Холбрук не говорил об исчезновениях Маколею. И, хотя Маколей, несомненно, встречается по делам с Элдриджем и Деккером, Деккера уже довольно давно нет во Фритауне. А майор Элдридж… скорее всего, он в разговоре с Маколеем повторял доводы Холбрука или вообще не заикнулся об исчезновении Диксона.

Эдвина нахмурилась:

– Какое безобразие! Здесь все сплелось в одну сеть: бюрократизм министерства иностранных дел, армии, флота… выгодная торговая монополия!

Деклан хмыкнул и покачал головой:

– В виде исключения я рад, что фирма «Фробишер и сыновья» не слишком заинтересована в крупном торговом порте… А все-таки Волверстоун и Мелвилл оказались правы. Здесь никому нельзя доверять и не к кому обратиться за помощью. Даже к Деккеру, тем более что он в море. Согласись, что от письма Мелвилла, если его некому передать, никакого толку.

Эдвина медленно кивнула и посмотрела ему в глаза:

– Что же дальше?

Запрокинув голову, Деклан посмотрел в потолок. На то, чтобы вспомнить и рассортировать все, что они узнали, требовалось время; на то, чтобы понять, достаточно ли этого, времени требовалось еще больше. Наконец он заговорил:

– Мы кое-что выяснили. – Достаточно для того, чтобы уехать в соответствии с приказом Волверстоуна, но… Он покачал головой. – Нам нужно нечто более определенное. Тогда Мелвилл и Волверстоун смогут приступить к срочным и решительным действиям. Именно за этим они меня сюда и послали.

А он пока понятия не имел, что означает «нечто более определенное».

Эдвина, его жена, которой даже не полагалось находиться здесь вместе с ним, тоже задумалась; прищурившись, она смотрела из-под длинных ресниц на противоположную стену. Он наблюдал за тем, как сосредоточенно и решительно она думает.

Потом она вскинула голову. Их взгляды встретились, и он сразу понял: она что-то придумала.

– Давай составим список всех пропавших – по крайней мере, тех, чье исчезновение можно подтвердить. Неужели списка будет недостаточно для того, чтобы они начали действовать?!

Деклан выпрямился.

– Д-да… такой список наверняка подтвердит подозрения Волверстоуна, что здесь творится что-то очень серьезное и совершенно недопустимое… – Чем больше он обо всем думал, тем увереннее себя чувствовал. Он повернулся к Эдвине: – И кто же, по-твоему, поможет нам составить такой список? Подчиненные губернатора? Вряд ли…

Хотя Эдвина сидела довольно далеко, он чувствовал, как в ней нарастает воодушевление.

– Вот именно! – Она многозначительно улыбнулась. – Но я подозреваю, что нам помогут Хардвики. Помнишь, я упоминала, что именно миссис Хардвик первой рассказала мне о том, что люди исчезают во множестве? Она… и, наверное, преподобный Хардвик тоже… не согласны с объяснениями губернатора, но им, как и Элдриджу, очень мешает то, что Холбрук так упорно все отрицает. – Она посмотрела на настенные часы: – Сегодня уже поздно наносить визит Хардвикам. Но завтра с утра я могу заехать к миссис Хардвик до того, как она куда-то выйдет, и прямо спросить, можно ли составить список тех, о чьем исчезновении точно известно, – в том числе молодых женщин и детей.

Деклан задумался. Хотя он понимал, что списком их задание вряд ли ограничится, он не считал, что Эдвина сильно рискует, нанося визит жене священника. Кроме того, по пути туда и обратно ее будет сопровождать охрана…

– Хорошо, – кивнул он.

Осушив бокал, он продолжал:

– Пока ты будешь беседовать с женой священника о пропавших женщинах и детях, я займусь четырьмя пропавшими мужчинами… – Деклан встретился со взглядом ее голубых глаз, прочел в них неуемное любопытство, улыбнулся и продолжал: – Я кое о чем упомянул, когда мы только сошли на берег, но до сих пор не уделил этому вопросу должного внимания. Есть ли у четырех пропавших мужчин что-то общее – может быть, общий знакомый или место, которое они все посещали? – Он ненадолго задумался. – Не пересекались ли пути их всех где-нибудь в колонии?

Эдвина посерьезнела. Подумав, она ответила:

– Узнать об этом будет нелегко; тебе придется многих расспрашивать, и велик риск, что твои собеседники поймут истинную причину твоего интереса.

– Верно! – Он с грохотом поставил тяжелый бокал на стол. – Но, поскольку мне не кажется, что мы задержимся во Фритауне – нам нужно поскорее вернуться и рассказать Волверстоуну и Мелвиллу все, что им необходимо узнать, – считаю, что настало время действовать более открыто, по крайней мере, с теми, кто дружил с пропавшими и кого, очевидно, волнует их судьба.

Эдвина не могла не согласиться с мужем. Кивнув, она понадеялась на то, что расспрашивать Деклан будет в обществе кого-нибудь из своего экипажа.

Она отпустила мысли на волю и стала вспоминать все, что им удалось узнать в последнее время. Покосилась на Деклана, дождалась, пока он заметит ее взгляд.

– Как по-твоему, что сделали со всеми похищенными – мужчинами, женщинами, детьми? Если их не убили, значит, похитители каким-то образом их используют; они им нужны. Интересно, для чего?

Подумав какое-то время, Деклан поморщился:

– Мне сразу же приходит на ум рабство, но… что-то тут не сходится.

– Рабство? – Эдвина сдвинула брови. – Помню, ты говорил – маловероятно, что в колонии орудуют работорговцы… – тогда ей показалось, что упоминание такого чудовищного пережитка прошлого вызвано лишь его желанием перестраховаться, – но, конечно, в целом рабство давно вне закона во всех британских колониях.

– Да, и уже давно. К сожалению, это не значит, что работорговля полностью прекратилась. Вот почему здесь находится Западноафриканская эскадра – точнее, ее корабли патрулируют побережье. Суда с рабами выходят не из фритаунского порта, а из маленьких заливчиков и бухт вдоль побережья. Однако здесь, судя по всему, что нам известно, пропадают только европейцы. Представить себе, что работорговцы хватают европейцев, особенно мужчин, тем более офицеров армии и флота, и продают их в рабство… я, конечно, не утверждаю, что это совершенно невозможно, но такая версия кажется мне маловероятной.

– Я с тобой согласна, – кивнула Эдвина. – Но, если не рабство… что тогда? Для чего этих людей… за неимением лучшего слова… забрали?