Неистовый маркиз - Миранда Невилл

Солсбери

Апрель 1818 года

Вторая пинта могла быть ошибкой.

Джозеф Мертон окинул взглядом лестницу, слегка покачивавшуюся у него перед глазами. Но ведь не каждый день человеку выпадает удача, достойная того, чтобы ее отпраздновать… И сейчас он не мог дождаться момента, когда расскажет о радостном событии своей жене.

А его жена — чудеснейшая женщина. Джозеф считал, что ему с ней очень повезло. Скромный помощник книготорговца, как правило, не мог рассчитывать на хорошенькую девушку с прекрасным образованием. К тому же тысяча ее фунтов — сумма вполне достаточная для того, чтобы обосноваться в Лондоне. И если бы не жена, то он, конечно, не мог бы рассчитывать на это.

Во время обеда в шумной таверне он с радостью поднял бокал за свою Джулиану, на время забыв о некоторых чертах ее характера, немного раздражавших его. Она всегда и по всем вопросам имела свое собственное мнение, но теперь, когда богатство само плыло ему в руки, этот ее недостаток не слишком его беспокоил.

И даже крутая лестница, по-прежнему чуть покачивавшаяся, не испортила Джозефу настроения. Кстати, теперь, разбогатев, он сможет снять более дорогие апартаменты этажом ниже, но с этим, наверное, не следовало торопиться.

«Да-да, подобное расточительство было бы преждевременным, — напомнил себе Джозеф. — Сначала необходимо заполучить все доказательства…» Впрочем, он почти не сомневался: пожилая женщина была права, сказав, что все важные документы можно найти в ее книгах. Следовательно, ему не придется переправлять в Лондон целые корзины никчемных изданий.

Внезапно Джозеф споткнулся на верхней ступеньке и едва не упал в узком коридоре, ведущем к двери его комнаты. Через несколько секунд он с удивлением обнаружил, что дверь открыта. А книги, которые он сложил на столе аккуратными стопками, были разбросаны по полу. И в комнате находился посетитель.

Джозеф сразу же узнал этого человека. И тотчас, мгновенно протрезвев, понял, чего тот хочет.

— Где это? — спросил посетитель.

Не будучи физически сильным, Джозеф все же попытался оказать сопротивление. Однако у него не было шансов. Нападавший орудовал ножом чрезвычайно ловко и безжалостно.

В эти последние мгновения своей жизни Джозеф думал о Джулиане. Он очень надеялся, что она сумеет прожить и без него. Но интересно, узнает ли она когда-нибудь, почему он умер?

Библиотека покойного сэра Томаса Тарлтона Уилтширского по распоряжению попечителей выставлена на торги мистером Сотби, аукционистом. Начало торгов — 24 марта 1819 года в 11 часов. Ватерлоо-Бридж-стрит, Стрэнд.

Эта иллюстрированная цветными рисунками рукопись была самой красивой из когда-либо существовавших. Так по крайней мере утверждалось в каталоге мистера Сотби. Кроме того, каталог сообщал, что «Бургундский часослов» являлся самой дорогой книгой в обширнейшей коллекции сэра Томаса Тарлтона.

Подобные утверждения представлялись маркизу Чейзу достойными удивления. Разумеется, он не собирался оспаривать эстетические оценки, содержавшиеся в каталоге, но у него имелись все основания считать, что эта рукопись принадлежала ему.

Кейн прекрасно помнил, как последний (и единственный) раз видел это величайшее семейное сокровище, а в глазах его отца — величайший семейный позор. Тогда Кейн смотрел на покойного ныне маркиза как на человека, достойного не только уважения, но и безусловного доверия. И конечно же, он был счастлив, когда его пригласили в комнату для хранения документов, чтобы сообщить о семейных секретах. В свои одиннадцать лет Кейн был еще очень наивным мальчиком. Что же касается рукописи, то он был потрясен красотой ее иллюстраций, совершенно не вязавшейся с суровым пуританским аскетизмом его отца.

Леди, изображенные на страницах рукописи, блистали изысканными прическами под прозрачными, трепещущими на ветру вуалями, и почти все они были в чудесных платьях цвета лазури, ниспадавших к полу изящными складками. Следовало особо отметить искусство художника, сумевшего передать на своих рисунках даже фактуру ткани, так что невольно хотелось прикоснуться к каждому из платьев. Кейн до сих пор помнил, как заставлял себя держать руки за спиной, чтобы не потянуться к этим замечательным нарядам.

…Сунув пальцы в карманы жилета, Кейн откинулся на спинку кресла. Бывший наивный мальчик, а ныне — маркиз, он сейчас находился в зале, где проводился аукцион мистера Сотби. «Как странно… — думал он, глядя на лежавшую перед ним книгу. — Ведь с тех пор как я видел эту рукопись, не прошло и двух десятков лет, а мне кажется, что минуло лет сто по крайней мере». Книга эта являлась религиозной по замыслу, однако чувства, которые она пробуждала у взрослого Кейна, были весьма далеки от религиозных переживаний. Он разглядывал женщин на иллюстрациях и мысленно удивлялся: «Какие маленькие соблазнительные груди, но при этом — огромные выпуклые животы. Подобное сочетание не часто встречается в природе, разве что у беременных. Должно быть, таким представлялся французский идеал женской красоты в начале пятнадцатого века».

Что же, вкусы и мода и впрямь бывали довольно странными. Ведь если, например, посмотреть на портреты эпохи английской Реставрации, то можно подумать, что почти все леди того времени страдали от какой-то болезни, следствием которой было пучеглазие. А в настоящее время сэр Томас Лоуренс, выдающийся светский портретист, изображал надменных элегантных красавиц с необычайно холодными глазами, отпугивавшими даже самых пылких мужчин.

К счастью, мода лгала. Кейн прекрасно знал, что не все модели Лоуренса были столь холодны и неприступны. Некоторые светские дамы не желали видеть его в своих гостиных, зато другие, игнорируя «дурную славу» маркиза, охотно принимали его даже в своих спальнях. Леди и актрисы, жены и шлюхи — все они были всего лишь женщинами. А Кейн знал истину, известную далеко не всем мужчинам; он давно уже понял: поведение женщины зависело вовсе не от особенностей ее внешности, а от того, что у нее в голове.

— Les tres jolies heures[1], — раздался вдруг голос, прервавший раздумья маркиза.

Повернув голову, Кейн увидел стоявшего перед ним Хьюго Хартли. Уже почти час это помещение, заполненное пыльными книгами, принадлежало ему одному, — если не считать швейцара, терпеливо дожидавшегося, когда он наконец закончит разглядывать шедевр братьев Лимбург, созданный для герцога Бургундского. Поднявшись с кресла, Кейн приветствовал лорда Хьюго Хартли сдержанным поклоном.

— Великолепно, Чейз, не правда ли? — спросил Хартли.

Лорд Хьюго не относился к близким друзьям Кейна, называвшим его по имени, и в этом не было ничего удивительного. Напротив, было бы удивительно, если бы восьмидесятилетний старец относился к друзьям молодого маркиза.