– Слушай сюда, ублюдок, – непреклонно и сухо продолжалЛаврик. – Будешь меня слушаться, как бога, останешься живой. Есливздумаешь орать, я тебе глотку перехвачу от уха до уха… а твоих козлов мы всеравно перещелкаем, как лежачих. Палатка полна стволов, и, что характерно, сглушаками… Так что твоя поганая жизнь меня не особо интересует. И тебе надоочень постараться, чтобы быть мне полезным, потому что бесполезных я будупримитивно мочить… Ну, ты все уяснил? Я сейчас выну, что там у тебя во ртунапихано, а ты будешь молчать, как партизанка в гестапо или там Паша Бородин вограде Цюрихе… Ясно?

Судя по старательным гримасам Ковбоя, ему уже многое былоясно и жить ему хотелось отчаянно.

– Ну, попробуем… – процедил Лаврик, двумя пальцами вытянулиз глотки Ковбоя импровизированный кляп, поморщился: – Поручик, вы носкименяете?

– Только на водку, – сказал Мазур. – Эх ты,Ковбой… Одно слово – сержант. Потерся пару годков в десантуре и решил, что тытеперь кум королю? С кем связался, выкидыш…

– Ты не плюйся, не плюйся, тварь, – ласково посоветовалЛаврик. – Тебе честь оказали, пасть заткнули не какими-то там носками, адоподлинными адмиральскими, будет что малым детушкам рассказывать, если,конечно, доживешь… – Он мгновенно сменил тон на резкий, не суливший ничегохорошего: – Жить хочешь?

– Ага… – просипел Ковбой шепотом. Перевел глаза наМазура. – Это кто?

– Я ж говорю, убивец, – сказал Мазур вяло. –Почище моего. Оба мы с ним убивцы с раньшего времени, ты таких и не видывал,Антоша, несмотря на все твои блатные заморочки… Понял теперь, в чем разницамежду старыми кадрами и вами, сопляками? Ладно, некогда с тобой язык чесать…Ты, голубь, если жить хочешь, не обманывай и не виляй…

– Слышал, что старшие говорят? – сказал Лаврик,легонько щекоча могучую шею Ковбоя лезвием. – Сколько с тобой прикатилонароду? Каюсь, я толком не рассмотрел, мне ж нельзя было из роли выходить,полагалось в уголок забиться и под себя писать…

– Четверо… И один здесь… Бывший гвоздевский…

– Не врешь?

– Да чтоб мне…

– Ладно, верю, – сказал Лаврик с хищной улыбочкой,напомнившей Мазуру молодые годы и экзотические далекие края. –Кладоискатели со степенями не в счет, а? У них оружия нет?

– На хрена им оружие, у них тут другие функции… Мужики… Вы,это… Я… Я ж по-честному хотел…

– Пятеро, – задумчиво сказал Лаврик, повернув голову кМазуру. – Какие пошлости…

– Это точно, – сказал Мазур без всякой бравады. –Пошлости, что и говорить. Ну?

– Нет ни времени, ни условий играть в гуманизм, –сказал Лаврик бесстрастно. – Кино тут разводить про красных дьяволят, поодному в палатку заманивать…

Мазур его прекрасно понимал. Их было только трое, а задание,что характерно, до сих пор не выполнено, его еще только предстоит выполнять. Инет связи с центром, и в кошаре лежит связанный сучонок, за которым нужен глазда глаз, а в палатке валяются трое отравленных какой-то дрянью… Какой уж тутгуманизм? Пленных при таком раскладе не предполагается изначально – разве чтоКовбоя следует сохранить для родной юстиции…

Лаврик, перехватив его взгляд, проворно поднял скомканныевлажные носки и вновь забил их в глотку Ковбою. Кивнул Кате:

– Присмотришь тут… Пошли?

– Я первым, – сказал Мазур. – Вон они, двое,слева…

– Ага. Поехали?

Мазур распахнул полог и… Нет, он и не думал вылетать изпалатки обкуренным ягуаром, подобно ублюдочным персонажам заокеанских боевиков.Телодвижений и выстрелов должно быть ровно столько, сколько необходимо, суета ипальба очередями – признак вопиющего непрофессионализма…

Он просто вышел наружу под яркое сентябрьское солнышко. Ипошел в сторону тех двоих обычной походочкой никуда не спешащего человека.Именно поэтому они поначалу и не встрепенулись – так и стояли, покуривая, сболтавшимися на плече автоматами. Все вокруг было залито солнечным светом,стояла покойная тишина. Мазур шагал, чувствуя сзади и левее присутствиеЛаврика, отметив тренированным взглядом и огромный черный джип возле крайнихпалаток, и двоих верзил правее, стоявших спиной к нему над тем, что совсемнедавно было живым, пусть и поганым человеком, – ну да, босс, надополагать, именно им велел сховать где-нибудь жмурика, а им возиться неохота,время тянут… Где ж пятый?

Двое с автоматами наконец-то сообразили, что Мазур хотя ишагает в их сторону совершенно спокойно, мирно, но это все равно неправильно…Они стали поворачиваться – казалось, ужасно медленно, и выражение лиц менялосьмедленно, и руки тянулись к обычным армейским трещоткам плавно, словно взамедленном действии…

Мазур ударил от бедра двумя короткими очередями. За егоспиной послышалась столь же скупая серия негромких хлопков – это Лаврик стрелялпо тем, у машины. Все происходило буднично и просто, как много раз до того, и вэтой обыденности была своя жуть, но Мазур к ней давно притерпелся. Короткиесотрясения автомата в руках, гильзы вылетают в траву – и население Землиуменьшилось еще на четыре единицы, но планета с полнейшим равнодушием к семуприскорбному факту прет себе в пространстве с дикой скоростью по прежнейорбите…

Потом они бросились вперед, привычно и слаженно, чутьпригнувшись, старики-разбойники на тропе войны, наследившие на всехконтинентах, за исключением разве что Антарктиды, бросая по сторонам цепкиевзгляды, обеспечив себе сектор обстрела на все триста шестьдесят градусов.Замерла у печки толстая повариха, уже рассмотревшая, что происходит в лагере,травка зеленеет, солнышко блестит… ага!

Пятый сам обозначил свое присутствие энергично, шумно икрайне идиотски – вылетел из-за палатки, попер напролом, как кабан сквозькамыши, лупя из автомата длиннющими очередями с полнейшим пренебрежением кстратегии, тактике и здравому смыслу. Вполне естественно, что этот танец ссаблями под немелодичную музыку продолжался крайне недолго – старики-разбойники,волки битые, слаженно рухнули в высокую жесткую траву и по разу пальнулиодиночными – профессионалы вообще предпочитают стрельбу одиночными, даже изавтомата. После чего перестрелка прекратилась по причине полной ликвидацииодной из воюющих сторон. Они еще полежали немного на всякий случай, зоркопосматривая, не появится ли с неожиданной стороны еще один какой-нибудь чумовойлось.

Не дождавшись, встали. Скупыми жестами распределили межсобой все объекты, какие следовало проверить. Мазур направился к палатке своегонемногочисленного воинства. Проходя мимо кухни, где повариха присела за печкой,держа за ручки огромную кастрюлю и нахлобучив ее себе на голову,приостановился, деликатно постучал по закопченному днищу согнутым указательнымпальцем:

– Все, мамаша, войны больше не ожидается. Можете мирнымиделами заниматься…

Повариха, утробно пискнув, натянула кастрюлю поглубже наголову, не выказывая никакого желания возвращаться к мирному бытию, столь грубопрерванному кратковременными военными действиями. Пожав плечами, Мазурнаправился дальше. Уже метрах в трех от палатки, где помещались отравленные,расслышал громкий стон, потом полог отдернулся, высунулась всклокоченнаяголова. Ее обладатель показался весь, отполз на четвереньках метра на два ипринялся шумно блевать. Закончив, очень грязно выругался слабым голосом.