Айдит [кивает]: «Если Сукарно умрет, встанет вопрос о том, кто станет самым главным».

Мао: «Я советую вам не ездить так часто за границу. Вы можете отправлять вместо себя своего представителя».

Айдит: «Что касается правого крыла, у них есть два варианта, как действовать. Во-первых, они могли бы напасть на нас. Если они это сделают, то у нас будут причины ответить ударом на удар. Во-вторых, они могли бы использовать более умеренный метод, создав насакомовское правительство. ‹…› Американцы сказали Насутиону, что тот должен терпеливо ждать, даже если Сукарно умрет, [главе Вооруженных сил генералу Насутиону] следует быть гибким, а не поднимать мятеж. Он принял совет американцев».

Китайский лидер намного меньше доверял индонезийским военным и поддерживавшим их лицам в Вашингтоне.

Мао ответил: «На это нельзя полагаться. Текущая ситуация изменилась».

Затем Айдит описал план контратаки, в рамках которого коммунисты могли бы создать военный комитет, оперевшись на левые и центристские элементы, чтобы не поднимать «красный флаг» и не провоцировать немедленное противодействие. Мао перевел разговор на собственный опыт с Националистической партией Китая, вероятно желая «внести предложение, что Айдиту следует готовиться как к решению мирных задач, так и к вооруженной борьбе», полагает Таомо Чжок, историк, недавно обнаруживший запись этого разговора{347}. Айдит, однако, совершенно не подготовил свою партию к вооруженной борьбе.

На протяжении 1965 г. слухи о том, что генералы правого толка что-то замышляют вместе с ЦРУ или другой иностранной силой, распространялись по Джакарте как лесной пожар. Индонезийское правительство нашло письмо, специально написанное британским послом Эндрю Гилкристом, в котором утверждалось: «Полезно еще раз подчеркнуть для наших товарищей в местных армиях, что строжайшая осторожность, дисциплина и координация критически значимы для успеха всего предприятия». Сукарно вызвал к себе армейскую верхушку, желая узнать, кто такие эти «друзья армии». «Документ Гилкриста» мог быть как подделкой, так и подлинником. Британцы или американцы могли подбросить его, используя как психологический трюк, возможно один из многих, чтобы спровоцировать левых на выступление{348}.

Подозрения, разделяемые Сукарно и многими представителями индонезийского правительства, усилились, когда выяснилось, кто именно приезжает из Вашингтона на замену Говарду Джонсу. Новоиспеченный посол Маршалл Грин, узнали они, находился в Сеуле, когда Пак Чонхи захватил власть в ходе военного переворота, уничтожившего эфемерную парламентскую Вторую республику. Как гватемальцы с подозрением смотрели на боевое прошлое Пьюрифоя, когда того отправили взаимодействовать с Хакобо Арбенсом, так и прибытие Грина многими рассматривалось как сигнал, что Вашингтон отказался от мягкого дипломатичного подхода Говарда Джонса и теперь всецело привержен идее смены правящего строя{349}.

Как и при Кеннеди, администрация Джонсона считала Индонезию более важной, чем Вьетнам. «Президент Джонсон все больше утверждался в мысли, что в конце концов должен быть готов к большой войне с Индонезией», — сказал госсекретарь Дин Раск британскому чиновнику{350}. Участники встречи секретного Комитета 303 в рамках Совета национальной безопасности пришли к заключению, что, если «народ в 105 миллионов человек будет отдан „коммунистическому лагерю“, это будет означать легкую победу Вьетнама»{351}. Заместитель госсекретаря Джордж Болл и советник по национальной безопасности сошлись на том, что потеря Индонезии станет «самой серьезной неудачей после падения Китая»{352}.

В декабре 1964 г. посол Пакистана в Париже Дж. А. Рахим послал письмо министру иностранных дел своей страны Зульфикару Али Бхутто, сообщая о своем разговоре с офицером голландской службы безопасности, работавшим на НАТО. Он написал, что западные разведывательные структуры занимаются организацией «преждевременного коммунистического мятежа». Индонезия, сказал ему офицер НАТО, «готова упасть в руки Запада, словно переспелое яблоко»{353}.

Франциска провела большую часть 1965 г. в Алжире, занимаясь подготовкой конференции, которая свела бы членов Ассоциации журналистов Африки и Азии с их коллегами из Латинской Америки. Однако военные устроили путч и свергли социалиста Бена Беллу, первого президента независимого Алжира, так что эти планы пошли прахом. Вернувшись домой в августе 1965 г., она почувствовала, что все изменилось. Появилась напряженность. Разговоры о близком правом мятеже можно было услышать буквально повсюду. В ее социальном кругу говорили о том, что, похоже, правый Совет генералов тайно готовится сместить Сукарно или уничтожить левых.

В какой-то момент группа армейских офицеров-левоцентристов сформировала объединение, которое решила назвать Gerakan 30 September (G30S, или Движение 30 сентября), и выработала план восстания. Однако большинству жителей по всей стране, кроме тех, кто пристально следил за развитием политической ситуации в Джакарте, 29 сентября 1965 г. казалось самым обычным днем. К этому большинству относились и члены КПИ и связанных с ней организаций. Ваян Бадра, юный сын благочестивого индуистского жреца на Бали, проснулся рано утром в своей крохотной деревушке и пошел к океану, затем свернул налево к пляжу Семиньяк, чтобы проделать четырехкилометровый путь по пустынной полосе песка до школы в Куте. Двое из его учителей были членами коммунистической партии, и все ученики любили их. Еще несколько учителей состояли в националистической партии, Ваян Барда считал их всех индуистами, каковыми жители Бали являлись почти два тысячелетия, а также своими союзниками в деле строительства новой Индонезии. Саконо, пылкий молодой, с левыми взглядами, студент из Центральной Явы, одинаково любивший марксизм и футбол, уже был взрослым мужчиной — точнее, преодолел 19-летний рубеж. Теперь он состоял в связанной с коммунистами организации «Народная молодежь» и очень гордился только что полученным правом работать учителем. Он терпеливо ждал, когда ему сообщат, что можно приступать непосредственно к преподаванию. Его кудрявый друг и наставник Сутрисно продолжал заниматься организационной работой в их деревне в качестве полноценного кадрового работника коммунистической партии. Магдалена в Джакарте добралась на грузовике до работы, девять часов резала ткань для футболок, затем поехала обратно, миновала возвышающийся Национальный монумент независимости и рухнула на кровать.

Ночной призыв

Глубокой ночью 30 сентября 1965 г. — на самом деле уже в первые часы 1 октября — члены объединения армейских офицеров-левоцентристов собрались на базе ВВС Халим, на том же аэродроме, где Франциска и Зайн обустроили свой первый скромный дом в гараже четырнадцать лет назад.

Лидеры Движения 30 сентября были из вооруженных сил. Например, коренастый подполковник Унтунг атаковал голландские войска в битве за Западную Новую Гвинею, а полковник Абдул Латиф был выдающимся командиром, сражавшимся против голландцев во время революции 1940-х гг.

Они организовали семь групп, состоящих из солдат, находившихся в их формальном подчинении. Перед всеми группами ставилась одинаковая задача: отправиться к домам семи самых высокопоставленных офицеров армии, арестовать и доставить на базу. В густой предутренней темноте они выдвинулись к центру Джакарты в армейских грузовиках. Частично они достигли успеха. Шесть команд привезли своих арестованных, в том числе генерал-лейтенанта Ахмада Яни, начальника штаба сухопутных войск.