акции возглавляли коммунисты. Правительство установило фактический запрет на американские фильмы, несмотря на то что Сукарно всегда их любил. Вспыхнули протесты, направленные против американских граждан и американского бизнеса, хотя посол Джонс сохранял сердечные отношения с правительством{333}.

Затем мировую политику потряс очередной взрыв, прогремевший намного ближе бразильского, и порожденные им волны быстро докатились до берегов Явы. В Тонкинском заливе американский эсминец «Мэддокс» вошел во вьетнамские воды, нарушив международную 12-мильную зону в попытке перерезать коммуникации Северного Вьетнама. 2 августа 1964 г. три вьетнамских патрульных катера подошли к «Мэддоксу», и США открыли огонь, убив четырех моряков. Вьетнамцы дали ответный залп и отступили. Однако 3 августа Джонсон заявил, что патрулирование в Тонкинском заливе будет продолжено, и предостерег против «дальнейших неспровоцированных военных действий». И хотя 4 августа никаких событий не было, но американским морякам что-то почудилось, и корабли США начали «стрелять в собственные тени»{334}. Эта вторая, несуществующая, конфронтация была использована как предлог для принятия «Тонкинской резолюции», предоставившей Джонсону полномочия начать во Вьетнаме полномасштабную войну.

Через три дня Сукарно демонстративно установил отношения с правительством Хо Ши Мина в северной части Вьетнама. «Я считаю вашу политику в Азии ошибочной, — прямо сказал он Говарду Джонсу. — Она совершенно не популярна у азиатских народов. У них создается впечатление, что вы вмешиваетесь в дела азиатских стран… Почему вы стали вмешиваться?» Незачем и говорить, что для Вашингтона это была скандальная позиция, но большинство индонезийцев согласились с Сукарно. В представлении людей вроде Франциски, Саконо и Магдалены вьетнамцы сражались за национальную независимость{335}. 17 августа 1964 г. Сукарно выступил с еще одной яростной речью и провозгласил «год жизни в опасности». Он говорил об «оси Джакарта — Пномпень — Ханой — Пекин — Пхеньян… проложенной ходом истории» и косвенно нападал на армейских генералов за получение прибыли с государственных предприятий, которые те контролировали. Несколько месяцев спустя, в ярости из-за избрания Малайзии в Совбез ООН, Сукарно в знак протеста решил вывести Индонезию из ООН. Он также обвинил ЦРУ в попытках убить его{336}.

Говард Джонс запланировал перебраться из Джакарты в Гонолулу, где возглавил бы Центр изучения Востока и Запада в Гавайском университете. Занимаясь последними приготовлениями, он продолжал убеждать своих будущих преемников, что его персональная дипломатия в отношении Сукарно дает больше всего шансов обратить волну событий в Джакарте в другую сторону. Однако он знал, что в этом убеждении он одинок, буквально как островитянин, вокруг которого смыкаются глубокие воды. Подход Говарда Джонса к Индонезии остался в прошлом.

В коротком письме президенту Джонсону с просьбой об отставке он написал: «Индонезия — прекрасная страна с мирным, доброжелательным народом. Я очень верю в народ Индонезии и убежден, что он в конце концов найдет выход из сегодняшних трудностей». И продолжил: «Я убежден, что между народами Америки и Индонезии существует основополагающая симпатия»{337}.

Когда Джонс готовился уехать из страны, министр иностранных дел Субандрио — тот самый, кому Джонс непреднамеренно солгал в 1958 г. о роли ЦРУ в гражданской войне, — прислал ему небольшое приглашение, написанное от руки. Министр хотел в последний раз отобедать с послом и его супругой. Они встретились 18 мая, чтобы попрощаться друг с другом за скромным ланчем. В меню в тот день значились лумпия (индонезийский вариант китайских роллов с начинкой из яичницы), обычный белый рис, кисло-сладкая рыба гураме, креветки с лаймом и черным перцем и жареный голубь{338}.

Проводы, которых Джонс удостоился в американской прессе, были не столь душевными. После того как он объявил о своей отставке, The Washington Post разразилась пространной статьей, не пожалев чернил для критики его пребывания в должности, и назвала его «приятелем Сукарно», «наивным, почти как ангел»{339}. Los Angeles Times высказалась на ту же тему более откровенно, задавшись прямо в заголовке вопросом, не был ли Джонс «простофилей»{340}.

Секретные операции

Когда с дипломатическим подходом Джонса было покончено, власти и США, и Великобритании активизировали секретную деятельность в Индонезии. В полной мере ее характер остается для нас неизвестным, но она включала в себя «черные операции»[6] и подготовку к психологической войне. В декабре 1964 г. британцы создали в Сингапуре должность «директора по политической войне». Власти США одобрили секретный план 4 марта 1965 г., однако источник финансирования и предоставленные суммы остаются засекреченными. Большинство тайных операций, скорее всего, проводились ЦРУ и МИ-6. С учетом манеры, обычно свойственной этим организациям, данные операции почти наверняка включали среди прочего публикацию не соответствующих действительности или скандальных сюжетов в индонезийской и мировой прессе. Они хотели спровоцировать коммунистов на активные действия.

С начала 1960-х гг. как американские, так и британские власти уверовали — и часто обсуждали это, — что идеальным сценарием стал бы «преждевременный мятеж КПИ», который вызвал бы ответные действия армии. Тот или иной вариант этого плана, возможно, разрабатывался тайно под прикрытием Программ гражданских действий Кеннеди с 1962 г.{341}

На одной из последних встреч, где Говард Джонс присутствовал в качестве посла (дело было на Филиппинах), сам он сказал чиновникам из Госдепартамента за закрытыми дверями: «С нашей точки зрения, разумеется, неудачная попытка переворота, совершенная КПИ, могла бы оказаться самым эффективным развитием событий, чтобы обратить вспять политические тенденции в Индонезии»{342}.

Некоторые из наиболее консервативных элементов в Индонезии были недовольны левым креном Сукарно. Среди них особенно выделялась армия, но в их числе были и некоторые мусульманские группы. В определенных частях страны местные землевладельцы пребывали в состоянии вялого конфликта с КПИ. После принятия весьма умеренной земельной реформы коммунистическая партия сочла своим долгом попытаться оказать давление на землевладельцев, заставив их соблюдать закон, что привело к ряду столкновений, особенно в Восточной Яве и на Бали{343}.

Сукарно обдумывал создание нового народного ополчения, национальной «пятой силы», состоящей из обычных людей, рабочих и крестьян, — своего рода национального резерва, который существовал бы наряду с регулярными войсками. Китай призывал Индонезию сформировать народную милицию, потому что, как сказал Чжоу Эньлай министру иностранных дел Субандрио, «милитаризованные массы непобедимы». Армия, однако, противилась этой идее, и Сукарно готовился вскоре обсудить с ней этот вопрос{344}. Как отметило в мае 1965 г. ЦРУ, сама коммунистическая партия «имела ограниченный потенциал для вооруженного восстания и почти наверняка не захотела бы провоцировать военных на открытое противостояние»{345}.

В августе 1965 г. Сукарно заболел, его лечил доктор-китаец, рекомендовавший президенту снизить рабочую нагрузку и «прибегнуть к ограничению в сексуальной жизни». Сукарно отказался, и политические инсайдеры забеспокоились о том, как будут развиваться события в случае его смерти{346}. Айдит, лидер коммунистической партии, съездил в Пекин и встретился с Мао, и у нас имеется запись части их разговора.

Мао: «Я думаю, что правое крыло в Индонезии решило