в новой демократической России обделенными и обесцененными. Как и «Женский свет», псковский Центр был важен как для женщин-сотрудников и волонтеров, так и для их клиентов-посетителей. Действительно, грань между клиентом и волонтером часто была размытой. Юлия рассказала мне, что некоторые бывшие клиенты вернулись, чтобы бесплатно консультировать на горячей линии или заниматься офисной работой. По ее мнению, они возвращались главным образом для общения (поддержания социальных связей, личных контактов), их воодушевляли и вдохновляли атмосфера и динамизм этого женского коллектива. Очевидно, что в рамках сети кризисных центров и кампаний по борьбе с насилием были возможности для инноваций на местах.

Разработка стратегии помощи в Твери

Когда мы с Валентиной поделились друг с другом информацией, полученной каждой из нас за последние месяцы, мы поняли, что кризисный центр – наиболее вероятный способ осуществить мечту об открытии женского центра в Твери. У меня возникло четкое ощущение, что происходит зарождение новой сети. Я поняла, что для сети настал момент экспансии и поиска новых сообщников для основания Российской ассоциации кризисных центров. Несколько международных агентств предлагали помощь в этом процессе в виде стартовых средств новым центрам. В московских кризисных центрах на деньги фондов проводились тренинги. Обучали не только кризисному консультированию и навыкам недирективного слушания (обязательные навыки для работы в кризисных центрах), но и созданию доверительных отношений, развитию НПО и связям с общественностью. Тем временем Валентина поняла, что в Твери ситуация созрела. Работая в комиссиях в администрации города и на Женской ассамблее, она узнала, что отчасти по обязанности, отчасти из личных соображений некоторые местные чиновники стремились поддержать кризисный центр. Из-за предстоящих выборов момент оказался особенно удачным. Мэр города готовился к переизбранию и стремился заручиться поддержкой женщин Твери. Хотя просьбы Валентины о поддержке женского центра остались без внимания, разговоры о кризисном центре привлекли внимание влиятельных лиц.

Октябрина

За недели и месяцы до нашего первого семинара Октябрина[108] стала моим основным собеседником. Я поделилась с ней моими открытиями. Я питала надежды, что ей будет интересно работать со мной в проекте кризисного центра. Как я писала, Октябрина была новенькой в группе, и у нее был большой потенциал. Она с энтузиазмом прошла через «коридор» «Женского света» и теперь искала собственную нишу для деятельности. Мы с Октябриной симпатизировали друг другу как женщины примерно одного возраста, и к тому же мы обе в Твери были приезжими. Когда Октябрина говорила о себе, она любила подчеркивать, что ее жизненный путь складывался просто и без претензий. Она была не из «университетских», как Валентина и многие другие члены группы. Мама Октябрины работала в библиотеке, а отец был инженером, потом получил на заводе травму и стал инвалидом. Из рассказов Октябрины о родителях становилось понятно, что у них не было большого культурного багажа, но они свято верили в государственный социализм и его обещания. Они хорошо воспитали свою дочь: Октябрина была правдивой и честной, хорошей комсомолкой с хорошо развитым чувством справедливости. Поэтому первое столкновение с несправедливостью и лицемерием советской системы оказалось для нее сильным ударом. Это произошло, когда Октябрина подавала документы на престижное педагогическое отделение местного университета. Она ждала в коридоре в очереди на собеседование и случайно услышала разговоры преподавателей и родителей абитуриентов, из которых отчетливо было понятно, что у них есть блат. Октябрине пришлось усиленно заниматься, чтобы подготовиться к вступительным экзаменам, а для сыновей и дочерей партийных деятелей и чиновников двери были открыты. В результате Октябрина забрала из университета свое заявление, сказав родителям, что не может стать учителем, потому что не хочет рассказывать детям истории об СССР, которые, как она теперь знала, были неправдой (истории о том, что это лучшая и справедливейшая страна в мире). Октябрина решила пойти в медицину, потому что для нее это было чем-то настоящим и недвусмысленным: «Медицина реальна. Когда я вижу проблему, я хочу что-то сделать, чтобы эту проблему решить». Так идеалистически она выразила присущее российским врачам чувство социальной ответственности. Важно отметить, что положение медиков в СССР было не таким, как в США или Западной Европе. Врачам платили немного, в советские времена их зарплата была меньше, чем у многих работников физического труда. Это так и поныне. В результате лицо медицины стало женским, среди терапевтов женщин было большинство. Кроме того, хотя медики пользовались большим уважением в обществе – и имели возможность зарабатывать неофициально, потому что их услуги были востребованы, – врачи не обладали таким авторитетом, как на Западе. Партийно-государственное устройство не позволяло врачам, как и другим специалистам, иметь частную практику [Rivkin-Fish 2005: 23–28][109].

Октябрина всегда поражала меня своей жизненной энергией, оптимизмом и щедростью. Она приютила меня под своим крылом, потому что я только приехала в город, и пригласила приходить на разные мероприятия. Вместе с ней и с ее семьей я побывала на школьном вечере у ее дочери, в театре, на пикниках. Когда мы познакомились получше, она стала больше рассказывать мне о своей жизни. Она была настолько спокойна и обладала такой твердостью характера, что я была буквально застигнута врасплох, когда узнала, какие события привели ее в Тверь. Она и ее муж перебрались из Сибири, потому что жить там стало невозможно. В институте, где они с мужем работали, им полгода не платили зарплату, и они решили все продать и переехать в Тверь, где жили родители мужа. Продав хорошую двухкомнатную квартиру, в которую они когда-то въехали как молодожены, они положили полученные деньги в «ТверьУниверсалБанк», а затем вылетели в Москву. Когда через несколько недель они попытались получить свои средства в Твери, они выяснили, что банк обанкротился и все их сбережения исчезли. Через три года они оставили всякую надежду на компенсацию и жили в тесной и ветхой однокомнатной квартире, которую снимали на окраине города. Даже медицина подвела. В суровых постсоциалистических условиях Октябрина изо всех сил пыталась найти профессиональную нишу; это был немалый подвиг для человека без покровителей и связей. Она немного поработала в частной клинике, но роль обслуги богатых посетителей ее быстро разочаровала. Она даже успела испытать свои силы в «коммерции», как она это называла. Октябрина продавала диетические добавки, которые хлынули на российский рынок в начале 1990-х. Однако через несколько недель ей стало противно, и она уволилась. Не было смысла продавать товар, который Октябрина считала несправедливо дорогим и ненужным. Разочаровавшись в своих попытках заработать деньги, она решила уйти в профессию. Она сказала мне, что если она не может зарабатывать много денег, то нужно заняться чем-то, что ее интересует. Она прошла курсы по двум видам нетрадиционной медицины – акупунктуре и гирудотерапии, или лечению пиявками, и начала работать в местной больнице[110]. Эти направления становились все более популярными в России, однако заработки Октябрины были скудными.

Октябрина узнала о существовании «Женского света» из статьи в газете. Деятельность и философия группы привлекли ее. Октябрина быстро завязала дружбу с некоторыми другими членами группы. Она побывала на лекциях Валентины и на нескольких сессиях вечерней школы. Она узнала там об истории женского активизма, о международном женском движении и о том, что она называла «гендерным подходом», который она целиком и полностью одобряла. В понимании Октябрины это означало, что мужчины и женщины не должны быть ограничены полом и что гендер – это социальная конструкция. Было ясно, что участие в группе привело к изменениям в представлениях Октябрины о собственной жизни. Отношения со своим мужем Октябрина ретроспективно