определяла как партнерские, как «партнерство равных». Поженившись, они переехали в Сибирь, и вскоре после этого у них родилась дочь. Родня была далеко, и они не могли рассчитывать на привычную в России поддержку бабушек и дедушек. В этих условиях они научились работать вместе. Октябрина с гордостью рассказала мне, что они вместе с мужем ходили по магазинам и занимались домашними делами, а муж помогал воспитывать дочь и любил готовить. Октябрина была полна решимости стать образцом для своей одиннадцатилетней дочери.

Когда я познакомилась с Октябриной, она искала нишу, место, куда бы могла вложить свои немалые силы и которое позволило бы ей быть независимой. «Тяжелой работы я не боюсь, – сказала она мне, – для меня главное быть преданной делу». Она мечтала о том, чтобы свести воедино то, что она называла своим хобби (вопросы женского здоровья, женское движение) и своей карьерой. Октябрину привлекала идея создания кризисного центра, потому что она больше всего соответствовала «конкретному социальному проекту», в котором она мечтала участвовать. Ее собственная экономическая уязвимость означала, что она понимала, как тяжело было женщинам в Твери, и хотела сделать что-то практическое, чтобы удовлетворить их нужды. Кроме того, ее врачебная практика была тесно связана с вопросами благополучия и здоровья женщин, и с проблемой домашнего насилия она была знакома не понаслышке. Она замечала синяки под одеждой многих своих пациенток. «Было очевидно, что некоторых мужья били, но поговорить с ними об этом было невозможно», – сказала она.

На собраниях и семинарах мы обсуждали все эти возможности. В результате мы стали смотреть на кризисный центр как на идеальный зонтичный проект. Центр был способом усилить и организационно оформить некоторые из наиболее социально ориентированных программ «Женского света». Кризисный центр мог бы стать потенциальным фундаментом, на котором стали бы выстраиваться уже существующие проекты и разрабатываться новые. В наших беседах мы тщательно проработали ви́дение и план будущего кризисного центра и поняли, на что он должен быть похож. В конце концов мы определились – и моя роль была здесь решающей, – что для того, чтобы быть жизнеспособными, мы должны принять «международную модель» насилия в отношении женщин и сосредоточиться на сексуальном и домашнем насилии. Это означало, что нужно было временно отказаться от более широкой концепции всеобщего экономического насилия, которую поддерживали некоторые женщины (включая Тамару). На практике женщины надеялись, что смогут решить эти более широкие проблемы, и рассматривали кризисный центр как своего рода диагностический инструмент. Как выразилась Октябрина: «Мы еще не знаем, является ли насилие в семье самой важной проблемой, с которой сталкиваются женщины». Прочитав книгу «Как создать кризисный центр для женщин», Октябрина сказала, что с большим уважением относится к модели кризисного центра, но и вопросов к ней у нее много: «Сейчас семьдесят процентов всех проблем в Твери имеют материальную подоплеку. Я не уверена, что кризисные центры могут решить их». Кризисный центр был задуман как пилотный проект, благодаря которому мы могли бы больше узнать о реальных и насущных потребностях женщин, и как новая площадка, на которой можно было бы продолжить воспитательную и просветительскую работу «Женского света»: «Когда женщины приходят за помощью и консультацией по реальным жизненным проблемам, мы можем рассказать им об их правах. Это уже не абстракция, а что-то реальное».

Наш проект и «эксплуатация западных интеллектуальных ресурсов»

С конца мая 1998 года мы с Октябриной под руководством Валентины приступили к подготовительному проекту по созданию кризисного центра. Было понятно, что нам понадобится поддержка местной администрации. Кризисному центру требовались постоянные помещения и телефон, а эту материальную базу могли предоставить только городские власти. В то же время нам очевидно нужны были спонсоры. Мы хотели попасть на обучение и получить ноу-хау и материальные ресурсы (компьютеры, ксерокс). Нам необходимо было многого добиться за те два месяца, что оставались до моего возвращения в Соединенные Штаты, и мы хотели провести это время с пользой. Благодаря семинарам по исследованиям совместных действий мы смогли объединить наши силы, представить и усовершенствовать проект и пригласить в него других участниц. Мы смогли распознать и определить наши индивидуальные и коллективные возможности и понять, как мы разделим между собой труд и будем использовать ресурсы. Моя задача, как я объясняла в предыдущих главах, состояла в том, чтобы поддерживать связи и с местными властями, и с представителями фондов. Предполагалось, что я, используя мое иностранное происхождение, получу к ним доступ и смогу расположить их к себе.

За недели до нашего первого семинара и после него Валентина отправляла меня «взять интервью» и пообщаться с некоторыми членами городской администрации, которые, как она знала, благосклонно относились к проекту кризисного центра и были связаны с выделением ресурсов неправительственным группам. Валентина предложила мне говорить, что раньше я была консультантом по кризисным ситуациям, а сейчас исследователь, пишу книгу и интересуюсь положением женщин в администрации. «Для западного посетителя их двери откроются, – сказала она мне, – для меня – нет». Конечно же, она была права. Несколько дней Валентина дозванивалась Ирине Михайловой, директору Государственного агентства социальной защиты населения. От Михайловой последовало приглашение встретиться и выступить с докладом на предстоящей конференции о семье и государстве. Выяснилось, что она недавно вернулась из поездки в Германию, где впервые побывала в кризисном центре. В восторге от увиденного, она пригласила меня рассказать о моем опыте работы в кризисных центрах США. Валентина была счастлива, так как знала, что на конференцию приедут некоторые ключевые фигуры областной и городской администрации. Мы тщательно подготовили мое выступление, подчеркнув в нем мои связи как с «Женским светом», так и с международными фондами, и мою готовность сотрудничать с местными властями для создания кризисного центра. Я выступила с докладом перед аудиторией, в которой присутствовали заместитель губернатора области и представитель президента Любовь Петровна Шведова. В Твери эта женщина была влиятельной фигурой, и я надеялась установить с ней контакт.

Во время моего доклада Шведова сидела в президиуме и, казалось, внимательно слушала. Однако она и сопровождающие ее лица таинственным образом пропали во время обеденного перерыва, и я не смогла их разыскать. Несмотря на все мои усилия, я их потеряла – институтская столовая, где я наивно надеялась найти Шведову, была пуста, и она, казалось, исчезла. Я решила, что провалила задание; однако не все было потеряно. В начале дневного заседания ко мне сквозь толпу протиснулся пожилой мужчина – помощник Шведовой – и протянул ее тесненную золотом визитку. «Любовь Петровна ждет вашего звонка», – сказал он[111]. Я позвонила, и в конечном итоге мы получили поддержку Женской ассамблеи. Шведова распорядилась, чтобы с нами работали два ее подчиненных из администрации, и пообещала воздействовать на мэра, чтобы он предоставил нам бесплатное помещение под офис.

Тем временем мы с Октябриной начали встраиваться в сеть кризисных центров. Я поняла, что если я сведу ее с некоторыми из основных игроков, то это будет одним из самых ценных подарков с моей стороны. Чем больше я узнавала о третьем секторе и женских НПО, спонсируемых фондами, тем больше я понимала, насколько важны знакомства. Чтобы добиться успеха, Октябрина должна была влиться в эту тусовку. По иронии судьбы я, иностранка, была в состоянии помочь ей. Будучи прагматиком, Октябрина понимала, что ей нужно многому научиться, прежде чем она сможет продолжить дело. Она составила список приоритетов: посещать кризисные центры, присутствовать на консультациях, общаться с персоналом и волонтерами. В мае и июне мы несколько раз ездили в Москву в кризисный центр «АННА». Благодаря обширным связям и знакомствам своей основательницы этот Центр