– Друг, выздоравливай скорее! Может, еще заскочу, но дел с переездом сейчас куча, – он крепко пожал мне руку. – В общем, жду вас, ребята, а тебя, Дань, на двух здоровых ногах, в Калининграде!

– О, вы переезжаете в Калининград? – спросила Инна.

– Да, в сентябре, – ответил ей Толик.

– Там хорошо, я была там с друзьями. Прекрасный город!

Мы распрощались с Толей, я еще раз пожелал ему удачи и успехов. Инна прошла в туалет помыть руки, а когда вышла, я расспросил ее, когда она ездила в Калининград и где еще побывала.

– Когда я училась, то мы много ездили с друзьями по Европе, я уже на третьем курсе устроилась на подработку, поэтому постоянно копила деньги на путешествия. Потом открыла для себя Азию – Таиланд, Сингапур, Шри-Ланка. В общем, я много где была, легче посмотреть фотки в телефоне, чтобы вспомнить, – она засмеялась. – А ты где любишь отдыхать?

Мне почти нечего было ответить Инне. Я почти нигде не был вне России, увлекаясь больше походами, только бывшая девушка Лена уломала меня съездить пару раз в Турцию и один – в Испанию.

– Что-то мне и рассказать нечего, я же больше по походам: леса, палатки, комары, – я смущенно пожал плечами.

– А куда бы больше всего хотел? – Инна не придала значения моей постыдной «девственности» путешественника.

– Не знаю, – я притих, мысли понеслись по разным географическим точкам на карте.

«Куда бы я больше всего хотел? – размышлял я, но ничего не приходило на ум. – А если так – куда бы я больше всего хотел с Инной?»

– Я бы хотел с тобой понырять с аквалангом, может, в Австралии? Увидеть цветные рифы, как с картинки, – неожиданное воспоминание стрелой пронеслось в голове. – У меня в детстве была книга «Подводный мир», там были яркие изображения морских животных и рыб, я помню, что в рифах Австралии обитает множество невероятных рыб, даже небольшие безвредные для человека акулы.

– Здорово! – Инна заулыбалась и откинулась на спинку стула. – Я бы тоже хотела в Австралию! Только наверняка там есть и акулы-людоеды, не страшно?

– Ну, мы же аккуратно, – мы рассмеялись.

Вечер прошел чудесно, Инна рассказывала о разных смешных случаях из своих поездок, например, о том, как они старались утихомирить вечного походника Диму, который так и стремился увести компанию друзей из каждого заграничного города в ближайший лес или в горы, до которых «всего-то два часа езды». Я подумал, что с Димой мы могли бы найти общий язык, я тоже не любил города, предпочитая архитектурным достопримечательностям, природные ландшафты. Инна привычно обтерла меня, и когда подошла к двери, чтобы прикрыть, я довольно ухмыльнулся.

– Нет, сегодня нельзя, – Инна пригрозила мне, – мало ли кто войдет. Так меня к тебе вообще не допустят потом.

Я с сожалением вздохнул, Инна, конечно, была права. Оставалось ждать выходных или хотя бы дежурства Любы, которая бы прикрыла наши больничные «злодеяния».

Во вторник на рентгене я почти молился, чтобы все было хорошо. Уже когда мне разбивали гипс, я начал переживать – вдруг кости срастаются неправильно или недостаточно быстро, или с винтами и пластинами какие-то проблемы. Но, получив снимки, Юрий Сергеевич кивнул и улыбнулся: «Молодец! Все бы так хорошо восстанавливались». Через один, максимум два месяца, мне предстояла операция по удалению металлоконструкций, и тогда начнется свобода и окончательное восстановление. А пока мне разрешалось сидеть, пробовать аккуратно вставать на здоровую ногу с поддержкой других, делать простую гимнастику. Я был рад предстоящей активности, мои всегда подкаченные мышцы совсем исчезли, руки исхудали, а нога под гипсом была какой-то пугающе измождено-костлявой. Челюсть заживала хорошо, хотя перелом был довольно неприятный. Мне снова наложили повязку на лицо, заковали грудь и правую ногу в пластиковые конструкции на липучках и вернули на кресле-каталке в палату.

В палате сидела Маша с большим букетом ромашек. Дрожь пробежала по спине: вот кого точно я не ожидал увидеть в качестве посетителя. Она была очень загорелой, отчего выгоревшие волосы и зубы казались почти ослепительно белоснежными.

– Здравствуй, Даня, – начала она. Меня придерживала медсестра, когда я перебирался на кровать. Маша осталась неподвижной, даже не пытаясь помочь.

– Привет, Маша, – ответил я, когда уселся, а медсестра выкатила кресло и скрылась за дверью. Сказать, что я опешил – было бы мало для описания моего состояния, я, скорее, остолбенел и впал в полный ступор.

Маша осматривала меня с головы до ног, не произнося больше ни слова. Она посмотрела мне в глаза холодным взглядом, в ее карих глазах не было ничего, кроме презрения. Мне стало жутко и неприятно: я знал, что обидел ее, что я был виноват перед ней, но меня не отпускало жгучее чувство, что и она, хоть и косвенно, причастна к нападению на меня. Я отвел взгляд, чтобы она не заметила моей ярости – пусть лучше винит меня, чем заподозрит что-то, о чем не должен никто знать кроме меня и, к сожалению, Инны.

– Я принесла тебе цветы. Может, знаешь, что завтра день семьи, любви и верности, – она протянула мне большой букет крупных ромашек. – Хотя слова «семья», «любовь» и, тем более, «верность» тебе, скорее всего, не знакомы.

Я посмотрел на нее умоляюще, но ничего не успел ответить, как она продолжила:

– Ромашки – символ этого праздника. Я думала, что ты не заслуживаешь такого подарка от меня, даже думала, не купить ли тебе пару гвоздик – кинуть, так сказать, на гроб наших отношений, – она ухмыльнулась, отчего меня передернуло. Я подумал: «Достаточно и того, что сделал твой отец». Маша продолжила свой монолог. – Но решила, что это было бы достаточно жестоко. Хотя после твоего звонка я мечтала тебя убить.

Я сжал кулаки, из последних сил умоляя себя не выдать свою тайну. Внутри все кипело: «Твой чертов папаша, тупорылое лысое ничтожество, почти убил меня. Если бы ты только знала, что он за человек, что все, что ты видишь сейчас перед собой – дело его рук». Я старался успокоиться, глубоко дышал и считал про себя, чтобы переключить мысли. Наверное, Маша видела, как я напряжен, как раздуваются мои ноздри, но я не представлял, о чем она думает и с чем это может связать. В конечном итоге, мне было плевать – для меня мы были квиты, хоть она и не подозревала о том, кто меня «наказал» за измену и расставание.

– В любом случае, – как ни в чем не бывало, продолжила она, – я пришла сюда не за этим.

Она сделала театральную паузу, возможно, хотела услышать мои извинения и признание, какой я подонок и козел, что бросил ее. Но я упрямо молчал, я не собирался просить прощения, вместо этого непринужденно спросил:

– Так зачем?

– Мне нужно твое благословение, – она сделала тон чуть теплее, но он все равно казался мне надменным, даже издевательским. Я ждал продолжения, во всяком случае, это было интересно. – Мы вчера были в зале с Лёней, а потом зашли в кафе внизу.

Она снова сделала паузу, словно ожидая моей реакции. Но я остался молчаливым и безучастным.