— Ах, вот оно что. Я, кстати, думал все, почему они не были в больнице.

«Потому что я им ничего не рассказывала, — подумала Эми. — Если бы Саймон умер, то они отказались бы от меня, как от моего старшего брата». Она не до конца была уверена в своей догадке, но не хотелось проверять. Несомненно, их случаи с Ричардом разные, но вдруг убийство — настолько непростительный грех в их семье, что даже попытка защитить свою жизнь того не стоила?

«Все сочувствуют жертвам. Неважно, кем ты была на самом деле…»

— всплыли в сознании слова Клариссы.

Втайне от Дерека, размышляющего о пользе крекеров на ночь, Эми задалась вопросом, где граница между жертвой и мучителем. Если жертва возьмет нож и сама нападет на растерявшегося психа, кем она станет? Может ли она зайти слишком далеко, чтобы тоже приобрести статус «ненормальной»?

«Я. Все. Сделала. Правильно. Просто защищалась, разве это плохо? Так почему мне действительно так плохо?!«— Эми уже устала от игр своего разума, который пытался анализировать каждый ее шаг и поступок. Внутренний голос спрашивал, кто она такая, чтобы решать, кому вредить, а кому нет. Вдруг ее жизнь не стоила того, чтобы защищать ее таким образом? Если бы в котельной не было Клариссы, Эми не стала бы бороться за свою жизнь. Этот факт был очевиден, и он вдруг испугал ее.

— Дерек… — она перебила его, заговорив тихим и просящим тоном, — ты не стал относиться ко мне хуже после произошедшего? Я о Саймоне, — чужое имя она выговорила еле слышно. Оно шепотом соскочило с ее губ и растворилось в ночной темноте.

Дерек не томил ее своим молчанием, но удивление сквозило в его голосе.

— Конечно, нет. Почему ты спрашиваешь?

— Я взяла в руки нож. Против человека.

— И? — Дерек не понимал, в чем проблема. — Любой бы взял на твоем месте. Защищать свою жизнь естественно.

— Я знаю. Я не об этом.

— Тогда я тем более не понимаю.

Эми помотала головой. Удивительно, но ей стало легче, так что зацикливаться на не слишком приятной теме она не стала. Дерек явно выразил свою позицию, и это само по себе стало ответом. К тому же едва ли Эми сама могла разобраться в своих чувствах. Все что она знала — внутри растет презрение к самой себе, пусть и незаслуженное. Когда она очнулась тогда в больнице после Саймона, все что она чувствовала — радость, а сейчас эта эмоция бесследно стерлась.

— У тебя точно ничего не случилось? — вдруг поинтересовался Дерек. — Голос странный.

— Скорее всего, я немного подзастыла. Ничего такого.

— Ты на улице сидишь?

— Да.

— Иди в дом! Холодно же.

— Сейчас уже пойду. Вышла с тобой поговорить.

— Это хорошо, да. Я тоже все время от родителей прячусь, когда по телефону разговариваю, ха! Какой-то инстинкт, что ли. Эми, ты надолго уехала? Когда ждать твоего возвращения?

— Если честно, я не знаю. Я… мне стоит приехать?

— Тебе стоит в первую очередь поправиться. Если тебе дома легче, то пока побудь там, но я очень буду тебя ждать. Когда приедешь, может, эм… Не, пока, наверное, не буду с этим приставать.

— О чем ты?

— Нет-нет, потом как-нибудь, не хочу тебя сейчас напрягать.

Ему удалось пробудить чужое любопытство, а потом он жестоко не захотел делиться своими мыслями. Эми была взволнована и немного разочарована, однако это чувство быстро исчезло, оставив раздражающую недосказанность. Она до сих пор не могла понять, о чем Дерек думает. Даже теоретически.

Поблагодарив Дерека за разговор и попрощавшись, она встала со стула, убрала телефон и попытаюсь максимально распрямить спину. Позвонки хрустнули, и Эми удовлетворенно уставилась в ночное небо. Оно было настолько непроглядным, что на секунду показалось, будто небо пытается засосать ее в свои недра. Эми ощутила себя растворенной в окружающей тьме вместе с маленьким родительским домиком и робким светом у крыльца. Окружающая темнота вдруг показалась родной и знакомой. Она приглашала к себе, звала в свои объятия, предлагала закрыть глаза, в которых появлялась болезненная резь при взгляде на лампу.

«Что за глупости, — подумала Эми, со слишком сильным любопытством смотря вдаль — на тихо шелестящую траву и высокие деревья. — В темноте я туда не пойду, но можно прогуляться завтра. Было бы неплохо найти ту поляну, которую я нарисовала в альбоме, когда-то она мне очень нравилась. Может, и цветы там все еще растут».

Перед сном Лаура помогла Эми поменять повязки. Помощь не особо требовалась, потому что Эми много раз делала это самостоятельно, но видя просящие глаза матери, отказать не смогла.

— Такие швы страшные, Эми, — уныло прошептала Лаура, — скорее всего, останется шрам.

Эми равнодушно взглянула в дверцу шкафа, где висело зеркало, прекрасно отражающее две фигуры. Одна стояла в штанах и бюстгальтере, а вторая сидела на стуле перед ней, рассматривая плоский живот. И на этом животе действительно красовалась красная неровная рана со швами. Она не болела, если Эми принимала препараты, прописанные доктором, и ни разу не загноилась, ни распухала, к счастью — кожа стремительно срасталась.

— Останется так останется, — произнесла Эми, — что теперь делать.

— Я слышала, что с помощью лазера можно избавиться от шрамов. Я могу поискать для тебя хорошую клинику.

— Мне все равно.

— Но шрамы не украшают женщин, Эми. Только подумай, как ты сможешь носить купальник? — видимо для Лауры толстый шрам был чем-то, что действительно может помешать вести нормальную жизнь. И делая еще хуже, она произнесла: — Да и мужчинам такое не нравится. Ты ведь не хочешь остаться одна из-за какого-то шрама?

Эми нахмурилась, поджала нижнюю губу и посмотрела вниз. Почувствовав тяжелый взгляд дочери, Лаура оторвалась от обработки раны и подняла голову. Они больше ничего друг другу не сказали в тот вечер, кроме «спокойной ночи».

Лежа в детской кровати и смотря на светильник в форме полумесяца, купленный ей на день рождения много лет назад, Эми отчетливо чувствовала перемены в своем сознании в сравнении с тем, что она ощущала, когда еще жила здесь. Несомненно, она давно не была в доме, но ведь всегда скучала по нему. Так почему сейчас, когда Эми здесь, все начинает раздражать? Раздражение вообще редкий гость в ее сознании, куда чаще там появляется тоска.

Она перевернулась на спину, но сразу зашипела от боли. Но когда она исчезла, разум Эми очистился, и пришло осознание, что проблема восприятия родителей в том, что теперь Эми сама повзрослела. Родители отныне не являлись для нее непоколебимым авторитетом, а их придуманные законы могли быть нарушены. Хотя бы теоретически. Эми вспомнила недавний разговор с матерью про шрам и усмехнулась. Смотреть на Лауру с таким скептицизмом было чем-то новеньким.

«Поверить только, и ведь все из-за Саймона, — мысли искрили необузданной злобой. — Я слишком сильно меняюсь».