Когда Эми оказалась в доме, где выросла, она не испытала ни чувства дежавю, ни облегчения. На нее не нахлынули воспоминания о прожитых здесь годах. Как только Эми переступила порог, возникло только ощущение правильности. Будто никогда не было переезда в большой город, не было университетских проблем и новых знакомых. Эми вдруг ощутила себя не выросшей, беззащитной маленькой девочкой. Во многом это чувство родилось из-за удивленных глаз матери, вышедшей встречать неожиданную гостью.

— Эми! Ты приехала! — Лаура бросилась в объятия дочери, но какой-то материнский инстинкт не позволил ей слишком сильно сжимать чужое тело своими руками, — Ты сказала, что скоро приедешь, но я не думала, что настолько скоро! — ее счастливая улыбка была приятнее любых нежных слов. Эми уронила голову на ее плечо и позволила себе ненадолго расслабиться.

С матерью они были похожи разве что цветом волос и глаз. Фигура, рост, форма лица значительно отличались. Лаура была невысокой, округлой женщиной с таким же круглым, румяным лицом. А Эми — напротив — высокая, по сравнению с ней, и более жилистая, с довольно острыми чертами лица, будто вытесанными из камня. Зато старший брат Эми — Ричард — унаследовал форму лица матери, но в остальном больше напоминал отца.

«Знать бы, где он сейчас…» — подумала Эми, когда они с Лаурой садились на светло-зеленый диван в просторной гостиной. Она бы с удовольствием поговорила с матерью о брате, но такая тема в их доме — табу.

Солнечный свет стелился повсюду — ни одного темного уголка в комнате. Спасибо за это высоким окнам, которые крайне редко занавешивались. Старая мебель из дерева так и не вышла из моды, смотрелась все еще потрясающе, хоть и немного потемнела. Все же прошло очень много времени с тех пор, как Гейл Томпсон занимался ее облагораживанием в столярной мастерской. Теперь род его деятельности — животноводство. Томпсоны содержали пару лошадей, несколько овец, две козы и наверняка еще кого-то, кого купили после отправки дочери в Лондон. Лаура же научилась делать сыр и масло, которые обрели особую популярность среди соседей.

— Я связала тебе носки и шарф, — сказала Лаура, не торопясь выпускать руки Эми из своих, — хотела к ним еще и шапку добавить, а потом выслать как подарок на Рождество, но раз ты здесь, можешь забрать. Скоро наступят холода, так что тебе пригодится.

— Спасибо, мама, — с благодарностью произнесла Эми, — расскажи, как у вас тут. Что-то изменилось?

— В Кеттлуэлле? — Лаура добродушно и открыто рассмеялась. — Парочка новых овец и новые соседи. Лица и у тех, и тех похожи. Вот и все наши новости, — улыбка ее внезапно помрачнела, и чуть было не слетела с лица. — Лучше расскажи о себе, пожалуйста. Когда позвонили из больницы, я…

Прежде чем она бы сама себя остановила из-за навернувшихся слез, это сделала Эми, сжав теплые ладони в своих.

— Не думай о плохом, все закончилось хорошо.

— Если тебе не трудно… — запинаясь, произнесла Лаура, явно намекая на возможную психологическую травму, — расскажи мне все с самого начала. Хотя, подожди, наверное, следует подождать твоего отца.

Эми кивнула головой. Она точно не хотела рассказывать эту историю дважды.

— Кстати, а где он?

— В автомастерской, машина наша совсем разваливается. Он туда ездит уже второй раз за неделю. То одно поломается, то другое. Ох, — Лаура выдохнула надув щеки, и лицо ее вдруг помолодело, — возможно, они просто с Бартом там отдыхают, иногда тянет от него элем. Немного обидно, я никогда не запрещала ему ходить по пабам, откуда вдруг скрытность.

— Не сердись.

— Ну, конечно, ты за него. Скрытность у вас общая черта.

— Эх, мама…

Они долго разговаривали, после чего Лауре пришлось выйти к соседке, а Эми отправилась раскладывать вещи. С собой была всего одна сумка, остальное она оставила у Джеффа в «Брамингтоне». Тот был удивлен просьбе использовать паб как склад, но доброта не позволила ему отказать. Еще в шутку он спросил, не хочет ли Эми вновь выйти на работу, потому что они с Конрадом не справлялись из-за наплыва туристов, но в каждой шутке есть доля правды. Джеффу придется еще немного потерпеть. Хотя бы потому что Эми не может больше двух часов простоять на ногах.

Вот и старая комната. Пожалуй, интерьер в ней даже слишком устарел. Выкрашенные в розовый стены выгорели на солнце и стали гораздо бледнее, чем в ее детстве. Но пастельный и ненавязчивый оттенок ни капли не отталкивал, даже наоборот. Тем не менее попав сюда, Эми не могла не вспомнить период, когда все здесь было обшито деревом — тогда спальня еще не принадлежала ей. Когда малышке был год, семья переехала к Мэрилин Грейтвуд — матери Лауры и, соответственно, бабушке Эми. Весь дом принадлежал этой своеобразной женщине, иногда слишком властной, а иногда — излишне мягкой. Порой она сочетала в себе жестокость с чувствительностью. Словом, женщина состояла из сплошных противоречий. Маленькая Эми не раз спрашивала маму, почему бабушка то плачет, то тут же смеется, но никто не давал вразумительных ответов, и их приходилось придумывать самой. Тогда, видя как в очередной раз Мэрилин разговаривает сама с собой, Эми показалось, что у ее бабушки просто есть невидимый друг.

Девочка, выросшая практически в изоляции, в месте, где почти не было сверстников, а вокруг дома расстилались гигантские пастбища, вдруг подумала: «Как же удобно иметь невидимого друга». Детская зависть переросла в навязчивую идею, и если бы не Ричард, внезапно решивший обратить внимание на младшую сестру по просьбе матери, кто знает, насколько бы Эми стала похожа на бабушку, ведь малышка ходила за ней по пятам. Однако и Эми не смогла бы предотвратить семейную трагедию, когда ее бабушка решила одна отправиться на реку холодной осенью в подозрительно приподнятом расположении духа. Ее тело нашли через два дня возле каменистого берега вниз по течению. Смерть члена семьи никак не повлияла на маленького ребенка, от которого никогда не скрывали неизбежность всеобщего конца. О Мэрилин она стала по-настоящему вспоминать сравнительно недавно. Только когда начались те необычные сны вперемешку с жуткими иллюзиями.

«И надо бы, но я так боюсь идти к врачу», — признавалась себе Эми. Она помнила, насколько сильным ударом для Лауры стала смерть матери, а если и дочь унаследует психическую болезнь — их семейному счастью окончательно придет конец.

Эми очень надеялась, что как только все проблемы в ее жизни решатся, то и разум перестанет играть с ней в свои жестокие игры. Но после последнего сновидения, она не могла уже быть уверенной в своем сумасшествии. Слишком много совпадений.

Сев на односпальную кровать, она взяла из ящика стола старый альбом с рисунками и открыла его. Вот их дом, вот отправившаяся на тот свет овечка по имени Долли (наверное, каждый овцевод называл хотя бы одну свою овцу именно так), а также много рыб. В детстве ей очень нравилось смотреть на рыбью чешую, переливающуюся в свете солнца. Однако единственный поход с отцом на рыбалку обернулся детской истерикой.

Улыбка родилась на губах сама собой. А потом Эми обернулась в сторону коридора, наткнулась на соседнюю закрытую дверь напротив своей комнаты. Та обветшала за все это время, и Гейл, кажется, даже подкрашивать ее не собирался, в отличие от белоснежной двери Эми.