Глаза Рогдая округлились. Он с недоумением взглянул наСветлану. Та предостерегающе поднесла палец к губам:

— Тихо... Сюда идут. Но я знаю, чей этот пояс.

— В том все и дело, — пробормотал Рогдай. Он непонимающепокосился на торчащие прутья в окне. Тот, кто выворотил их, обладает зверинойсилой. А кто залез по веревке на крышу, еще и храбростью. — я тоже знаю...гм... или думал, что знаю.

Кто-то поднимался наверх, ругаясь во весь голос. Рогдайсунул пояс за пазуху. По голосу узнали Руда, за ним едва поспевали сопящиевоины в медвежьих шкурах. Доспехи на Руде были погнуты, а головы двух воиновперевязаны окровавленными тряпицами.

Светлана, лучезарно улыбаясь, воскликнула счастливо:

— О, воевода Руд!.. Ты чудесно выглядишь. Как никогда! Доброли почивалось?

— Царевна, — прохрипел Руд, — я хочу знать, что происходитво дворце...

Светлана покосилась на Рогдая и служанку, воскликнула:

— Как хорошо, что ты пришел!.. Я уже хотела посылать затобой. Здесь ночью были пьяные вои Горного Волка... Шумели, а потом куда-тоисчезли. Как ты думаешь? Ни один вниз не спускался, мои бы служанки заметили...

Руд заорал, краснея от гнева:

— Да какое мне дело...

Он осекся. Светлана проследила за его взглядом. Руд, неотрываясь, смотрел на развороченное окно. Светлана тоже посмотрела, спросила снедоумением:

— Не повыбрасывались же из окна?

Руд, не отвечая, взобрался на подоконник и, стоя в проемесогнувшись в три погибели, осторожно выглянул. Все видели как дернулась егоспина, потом донесся срывающийся от гнева голос, что перешел в рев:

— Там... веревка!.. Туда... наверх... на крышу!

Он полез, пятясь, обратно. Лицо его было красным как увареного рака. Глаза вылезали из орбит, голос дрожал от ярости:

— По крыше можно перебежать на ту сторону... а там влезть вокно, где были убиты мои люди!

— В самом деле? — удивилась Светлана. — Ах, почему эти горцытакие... нехорошие?

В полдень на прием попросилась Медея. Светлана сжалась,мужчин боялась не так панически, как этой женщины.

— Проси, — сказала она сразу осевшим голосом.

Дверь распахнулась тут же, Медея вошла в сопровождении двухполяниц. Светлана с трудом заставила себя милостиво улыбнуться. Она уже сиделана троне, у ног лежал огромный черный волк. У дальней стены застыли двоестражей.

Медея чуть склонила голову в поклоне, и Светлана первойсказала сладким голоском:

— Как почивалось отважному вождю степей?

Это было слабо прикрытое оскорбление, и Медея опустиларесницы, давая понять что все поняла. Но лишь колыхнула мощной грудью, мол, онабольше женщина, чем изнеженная царевна, не знающая солнечного света, и ответиласдержанно:

— Я пришла попрощаться. Мы возвращаемся.

— Так внезапно? — удивилась Светлана, хотя от счастья едване подпрыгнула с визгом. — Мы плохо принимаем? Иль мед наш горек, аль вино несладкое? Аль наши дворовые девки не даются... гм... что не так?

— Странные дела творятся ночью, — процедила Медея. — Мыпроще себя чувствуем под звездным небом. А эти стены нас давят.

Светлана вскинула тонкие брови:

— Да? А я слышала, что только твои девки... э-э... отважныевоины и в целости. Я имею в виду, что ни один не погиб.

Медея метнула на нее ненавидящий взор. Царевна говорит о еевоинах так, как будто считает мужиками.

— Да, ни одна не погибла. Но эти дурни, Горный Волк и Руд,решили, что это мы их по ночам... как баранов!

Светлана поинтересовалась шепотом, даже наклониласьзаинтересовано:

— А как вы их на самом деле?

Медея отпрянула, несколько мгновений прожигала ее взором.Резко повернулась, пошла к двери. Обе воительницы деревянно шагали следом.Спины их были широки, перевиты мускулами. На мгновение Светлане острозахотелось хоть раз пройтись вот так с обнаженной спиной и голыми до коленногами.

На пороге Медея обернулась:

— Я-то понимаю, что это кто-то из твоих людей. И даже моглабы выяснить... Но я не хочу подвергать опасности моих девочек.

Дверь за ней захлопнулась. Светлана сняла тесный башмачок, снаслаждением пошевелила слипшимися пальцами. Волк лизнул подошву, Светланасчастливо засмеялась. Язык был волнующе ласковым.

Она еще разминала пальцы, когда дверь с трескомраспахнулась. Руд ворвался, пышущий яростью. Он был в том же доспехе, но шлемсидел криво, из-под него выглядывала окровавленная повязка. Лицо вождя былосмертельно бледным, как от сильной потери крови, щека часто дергалась. Онсильно хромал, а правая рука бессильно висела вдоль тела.

— О, достойный Руд, — пропела Светлана. — Как я рада тебявидеть! Правда, рада.

Руд прохрипел:

— Царевна...

Голос его прервался. Светлана кивнула:

— О, можешь не благодарить. Правда, мы сделали все, чтоб вамбыло удобно. Если бы не ваше ночное нападение на людей Горного Волка... Яхотела сказать, если бы не ваши странные выяснения сил таким мужским образом!Ну, почему-то ночью, тайком...

Руд взревел страшным голосом:

— Да будь здесь все проклято! Мы не нападали на ГорногоВолка. Но что здесь творится, я не понимаю. И мои люди уже готовят коней вдорогу.

Сердце Светланы подпрыгнуло, но тут же ухнуло в ледянуюпропасть. Кровь застыла в жилах. Неживым голосом спросила:

— Остается... только Горный Волк?

Руд оскалил зубы в злой усмешке, и стало видно свежиеобломки передних зубов. Десны распухли и кровоточили.

— Остался бы... но мы с ним заключили соглашение.

— Какое?

— Уезжаем вместе.

Светлана кивнула, боясь поверить неслыханному счастью. В чембы соглашение не заключалось, это все-таки отсрочка смертного приговора.

— Что ж, — сказала она с лицемерным сожалением, — надеюсь,ты будешь в добром здравии и прибудешь на мой зов... когда понадобишься.

Руд стиснул челюсти, передернулся от боли. Лицо из бледногостало желтым.

— Надейся, — сказал он. — Мы станем воинским станом зарекой. И там на военном совете решим, как поступить верно. Кого выберем натрон, под того знамена и встанем.