– Похоже, этот Ник очень важен для тебя, – он выглядел так, будто мы с ним больше никогда не увидимся. – По-другому я просто не мог, ты же знаешь.

Я кивнула и, грустно улыбнувшись напоследок, села в такси. Через несколько минут писатель и все случившееся в нашей совместной поездке осталось позади, напоминая никогда не существовавший мираж.

По дороге в больницу сильнее других меня мучила мысль, что я могла предотвратить случившееся с Ником. Он ведь даже не пытался скрыть свое подавленное состояние, мы все видели, что ему невыразимо больно, но так и не попытались понять почему, а теперь слишком поздно. Я так часто спрашивала у него «что с тобой?» вместо того, чтобы забить тревогу и насильно отвести его к врачу. Оступаться – совершенно нормально, но как простить себе эту ошибку? Где взять этот дар прощения для себя и других, кто был рядом и ничего не сделал – я не знала.

Больница встретила меня всепоглошающей тишиной, которую нарушали две пары обуви: медсестра вела меня по ночным коридорам к нужной палате. Заметив меня на пороге, Анна вскочила с места и подбежала ко мне с раскрытыми объятиями. Ее большие светлые глаза, добрая теплая улыбка и готовность прижать к самому сердцу, довели меня до слез. Мы хватались друг за друга так, будто видели в этом наше единственное спасение. Ник лежал недалеко от нас и мирно посапывал, даже не догадываясь, что сейчас происходит с его родными. Мы беспощадно разбивались на тысячи осколков, рассыпаясь по всей комнате, а затем заново по частям собирали себя и друг друга.

***

Остаток ночи я провела, сидя в неудобном кресле рядом с кроватью Ника. Его родители в какой-то момент уснули, склонив друг к другу головы, и их пшеничного цвета волосы почти слились воедино. Они сидели на стульях у противоложной стены и так крепко держались за руки, как если бы от этого зависела жизнь их сына. Утром мной неожиданно завладел беспокойный поверхностный сон, утянувший сознание в пучину жутких кошмаров, в которых я по очереди теряла всех близких, а в конце умирала сама.

Разбудил меня разыгравшийся прямо в палате ожесточенный спор.

– Не понимаю, как ты так можешь. Где у тебя сердце, где? – шепотом кричала Анна на мужа – Андрея.

– Он же не при смерти, для чего мне тут сидеть? – было видно, как он еле сдерживается, чтобы не заговорить в полный голос.

– Для того, что мы ему нужны здесь и сейчас. Что с ним будет, когда он проснется, а тебя не будет рядом? – Анна выглядела совершенно разбитой. – Вдруг он снова решит…

– Не решит, – грубо отрезал мужчина. – Ему назначат лечение, и все будет в порядке. А если я сейчас не поеду на работу, ничем хорошим это действительно не кончится.

– Да и проваливай, – она демонстративно отвернулась от мужа и только тогда заметила мой озадаченный взгляд. – Ты проснулась?

– Да, доброе утро, – я слабо улыбнулась в надежде разрядить обстановку.

– Добрым его совсем не назовешь, – Андрей сорвался с места, подошел к сыну и, быстро чмокнув его в лоб, пулей вылетел из палаты.

Как только он вышел, Анна, несколько раз растерянно моргнув, снова заплакала. Я думала, что приеду поддержать друга, но его родители нуждались в этом ничуть ни меньше.

– Вы в порядке? – я села на стул рядом с ней, где еще недавно сидел ее муж, и приобняла ее содрагающиеся плечи одной рукой.

– Всю ночь я пыталась понять собственного сына, – она подняла голову и посмотрела на меня покрасневшими полными слез глазами, под которыми залегли темные круги. – Искала виноватых, причастных к случившемуся, намереваясь их всех покарать, а потом поняла, что это все мы. Родители, не уделявшие сыну должного внимания, два балвана, решивших, что он не нуждается в нашем общении. У него ведь есть интернет, тысячи зрителей, их лайки и комментарии. Мне казалось, что он просто устал и решил сделать перерыв. Можно ли быть настолько слепой, Лу?

– Вы ни в чем не виноваты, это болезнь, – я отлично знала, как Ник относится к родителям, и как ему не хватало их любви и заботы, но говорить об этом сейчас равноценно ее убийству.

– Ты просто меня жалеешь. – Анна несогласно покачала головой. – Я же знаю, он рассказывал тебе обо всем.

– Но об этом, – я грустно посмотрела на спящего друга, – не рассказал. Даже не дал мне шанса попытаться ему помочь.

– Он привык справляться со всем в одиночку, – она тяжело вздохнула. – Мы с мужем его так воспитали, хотели научить независимости. И именно из-за нее он не смог поделиться этим с нами.

– Вы не сказали врачам? – поинтересовалась я. – О том, что он пытался…

– А ты бы сказала? – она вымученно прикрыла глаза.

Я отрицательно покачала головой, и мы замолчали, не в силах дальше поддерживать этот тяжелый бессмысленный разговор. В такие редкие моменты, когда все затихает, особенно остро ощущается собственное кажущееся бесконечным одиночество. Будь в палате десять, сто или тысяча человек – для нас троих ничего не изменится. Каждый будет наедине с пережитым ужасом, с ощущением абсолютной беспомощности, никто не заберет нас из ада во сне. Мы будем продолжать просыпаться в холодном поту и бросаться в объятия любимых, заранее зная, что эту боль не погасят даже они.

Ник проснулся в тот момент, когда Анна отошла в магазин. Боковым зрением я заметила небольшое движение, и сразу же побежала к нему. Его глаза были неестественно бледного цвета, но, несмотря на отразившуюся в них непомерную печаль, друг улыбнулся, как только меня увидел.

– Привет, – в уголках глаз знакомо защипало, и я, ловя воздух, беспомощно открыла рот. – Выспался?

– Не об этом ведь хочешь спросить, – Ник, будто совсем не боялся встречаться со мной взглядом, – откуда ты взялась?

– С поезда сразу к тебе, – одной дрожащей рукой я поправила его подушку, а другой взлохматила его и без того спутанные волосы. Слезы тонкими струйками катились по щекам, но мы оба делали вид, что не замечаем этого. – Твоя мама сказала, что ты хотел…

– Да, – он резко оборвал меня на полуслове, – в какой-то момент мне казалось, что я и правда хочу этого.

– Понятно, – у меня получилось уверенно кивнуть, после чего мое тело обмякло, и я упала на колени рядом с его кроватью.

– Лу! – за долю секунды Ник оказался рядом и прижал к себе мою голову. – Я испугался не меньше вашего, мне до сих пор страшно вспоминать это состояние.

– Что за состояние? – спросила я, заливаясь слезами у него на груди. Хотела быть сильной, но ничего у меня не вышло.

– Казалось, что я в ловушке, заперт в собственном сознании и вижу свое будущее, – неожиданно он тоже приглушенно всхлипнул. – И в нем все выглядело таким безнадежным…

– Это не так, – я начала так быстро мотать головой, что еще немного, и она отлетела бы в сторону, – с чего ты это взял? Это не так!

– Мне так не хотелось разочаровывать всех вас и своих зрителей.

– О чем ты говоришь? – кисти рук непроизвольно сжались в кулаки, и я, не обращая внимания на боль, отчаянно заколотила ими по его груди. – Какое тебе дело до нас и зрителей, когда речь идет о твоей жизни!