– Я была на кухне, и знаешь, что у тебя сегодня? Бисквитный торт с джемом! Повар услышал, какой ты смелый мальчик, и захотел тебя порадовать.

Билли слабо улыбнулся.

– Вот бы мне мой паровозик! Он куда-то пропал.

Грейс сунула руку в карман и торжественно вручила ему игрушку. Она нашла ее под кроватью, у стены.

– Я решила, пусть он побудет у меня в целости и сохранности, пока тут такое творится.

Глаза Билли, красные от слез, снова засияли.

– Спасибо, сестра.

– Зови меня Грейси, – попросила она, когда дверь открылась, впустив поток холодного воздуха.

Доктор Палмер обвел комнату блуждающим взглядом, будто ожидал увидеть кого-то еще из персонала, потом сказал:

– Кемп, ты, по-моему, крепкая девушка. Справишься.

– Простите?

– Да все в порядке, – сказал он тем неприятным тоном, который подразумевал как раз обратное. – В хирургической рук не хватает, и я всюду ищу хоть кого-нибудь.

Грейс хотела сказать, что ее ненадолго отпустили, но он щелкнул пальцами.

– За дело, сестра! У меня не так много времени.

Грейс не осмелилась возразить. Она простояла рядом с ним в операционной несколько часов. Голова кружилась от изнеможения. Онемевшими руками она подавала ему инструменты, и он ни разу не взглянул на нее.

Мечтательная Барнс, обожавшая читать романы, называла Грейс любимицей доктора Палмера, но сама Грейс была иного мнения. На его лице была написана злоба. В голосе звучала опасность. Он играл с ней. Упивался своей властью. Она чем-то его притягивала; может быть, он видел, что она сломана, и, как мальчик, склонившийся с лупой над насекомым, хотел знать, долго ли сможет ее мучить, прежде чем она погибнет.

– Не так, – рявкнул он, когда Грейс подала ему скальпель. – Хочешь, чтоб я порезался, сестра?

Потом он сказал другому хирургу:

– Удивляюсь, кого в последнее время сюда берут.

Щеки Грейс вспыхнули; хорошо, что она была в маске. Но голова закружилась еще сильнее, и она чуть заметно пошатнулась.

– Если намерена упасть в обморок, так лучше выйди, – буркнул Палмер, даже не посмотрев в ее сторону. Грейс из последних сил побрела в свою комнату, чтобы прилечь.

– Где ты была? Тебя сто лет назад отпустили, – сказала Эви, развернув чулок и рассматривая его.

Грейс слишком устала, чтобы ей отвечать. Она как можно глубже зарылась лицом в подушку и постаралась заглушить издевательский тон доктора Палмера, звучавший в ее голове.

На следующей неделе, когда Грейс брела в столовую, ей навстречу выскочила из комнаты Барнс.

– Я везде тебя ищу, – сказала она чуть обиженно, что было ей свойственно. После истерики у раковин Барнс воспылала к Грейс дружескими чувствами; это радовало, но немного давило. Грейс натянуто улыбнулась.

– Вот и нашла.

– Не хочешь поиграть в настольный теннис?

– Извини, не могу, – выпалила Грейс, не задумываясь. Им с Эви дали немного свободного времени, и они хотели сходить в кафе, выпить чаю со сдобным печеньем.

– Почему же? – спросила Барнс.

Грейс задумалась. Она была бы не против взять ее с собой, но знала – Эви будет недовольна третьей лишней. И к тому же, как ни стыдно было в этом признаться, Грейс хотелось хоть немного отдохнуть от всего, что связано с больницей, в том числе и от Барнс.

– У меня другие планы. Может, в следующий раз?

– А, с Эви, – сказала Барнс. – Вас двоих как черт веревочкой связал, – и ушла, держа спину очень прямо.

Я устала таращиться на фотографии в книге и принялась изучать текст. Сняла колпачок с ручки, раскрыла блокнот, чувствуя знакомую, успокаивающую радость, что сейчас буду учиться. Услышав шелест перелистываемых страниц, посмотрела в другой угол палаты. Квини смотрела на меня поверх журнала Hello!

– Что это у тебя? Книга?

– История больницы.

Квини наморщила нос.

– Я думала, ты хочешь сбежать из этого места, а не читать о нем.

Я лишь пожала плечами. Сегодня Квини меня не раздражала, сегодня меня ничего не раздражало. Какое счастье, что книга была хорошо написана и что я, погрузившись в нее, потеряла счет времени! Не знаю, то ли мой мозг изголодался по фактам, то ли махинации консилиума больницы в шестидесятых годах были в самом деле очень интересны, но, так или иначе, я читала целый день. В одной руке я держала тарелку с чешуа из курицы[12], другой листала книгу. Когда пришел Стивен, я уже начала ощущать резь в глазах. Отложив книгу, подняла глаза на доктора Адамса, который заглянул ко мне в нерабочее время.

Он разительно отличался от привычного доктора Адамса. Хотя я никогда не видела его в белом халате, хотя он не снял бейджик с именем, он был не таким, как обычно. Я подумала – может, он развязал галстук? Но нет, все как всегда. Может, я просто знала, что сегодня он не будет измерять мое кровяное давление или ощупывать мои конечности, он пришел сюда по собственному желанию, не по необходимости.

– Мне она очень нравится. – Я постучала кончиками пальцев по корешку моей новой любимой книги, – спасибо.

– Я рад.

Стивен казался чуть смущенным, и я обеспокоилась, не слишком ли бурно выражаю благодарность. Или, может быть, его вообще легко вогнать в краску, что мне всегда казалось весьма очаровательным.

– Как работа?

– Неплохо. Много больных.

– Ох уж эти издержки профессии.

Он кивнул, присел на стул с высокой спинкой, стоявший возле кровати.

– Иногда я забываю, как выглядят здоровые люди. Приду куда-нибудь и думаю, что не так с окружающими.

– А вам случалось ставить диагнозы случайным прохожим?

Он рассмеялся.

– Бывает. После тяжелого дня нелегко переключиться.

– Я разглядывала людей изнутри, – сказала я. – Не в буквальном смысле, конечно, но порой ловила себя на том, что представляю себе их рентгеновские снимки и МРТ, воображаю, как… – я осеклась. – Я только что об этом вспомнила.

– Я же говорил, память начнет возвращаться.

– Вы не говорили, что я вспомню, какой была чокнутой.

Он поднял руки вверх.

– Ну, в этом меня винить не стоит.

Воцарилось молчание, и я внезапно ощутила неловкость, будто слишком на него засмотрелась. Он прокашлялся.

– Чего бы вам еще хотелось?

Слова повисли в воздухе, и я подумала – наверное, сейчас он снова покраснеет, но он отвел глаза.