– Ничего, – сказала я. – Просто хочу домой. Вернуться к нормальной жизни.

– У вас красивая квартира.

Вспомнив, что он приходил в мою квартиру за ноутбуком, я занервничала. Мне захотелось защититься от пугающей интимности, вызванной этим поступком.

– А вы, наверное, живете в пентхаусе с видом на море?

Он немного удивился, но потом включился в игру:

– Да еще бы, зарплата-то у врачей огромная.

– Ладно вам, консультанты неплохо получают, – не знаю, с чего мне вдруг захотелось это обсуждать, но я не могла остановиться. Стивен, по счастью, не заметил издевки.

– Я не консультант. Старший сотрудник. Слишком молод, чтобы консультировать.

– Разве есть определенные правила?

– Судя по решениям коллегии, есть, – он пожал плечами. – Но я способен себя обеспечить, если вы это хотели выяснить.

Настал мой черед краснеть.

– Это ваша мама приходила? Вчера?

– Нет, моя тетя, Пат.

Он был явно озадачен.

– Вот как? Она очень на вас похожа.

Я напряглась, готовая спорить, но тут же осознала, как это было бы глупо.

– Она сестра-близнец моей мамы.

Я ждала, когда Стивен спросит, почему мама не пришла вместе с Пат, почему меня не навещает никто из родственников. Вместо этого он сказал:

– Все прошло хорошо? Визит, я имею в виду? Она так о вас беспокоится.

– Мы совсем не так близки.

Стивен совсем запутался.

– Тогда почему же она здесь?

– Она меня воспитала, – ответила я. – Мама погибла, когда я родилась.

Мне всегда было неловко об этом говорить. «Умерла при родах» звучало слишком в духе Диккенса, а более откровенное «я убила ее своим рождением» – чересчур драматично. К тому же люди сразу же начинали сочувствовать, вздыхать, строить грустные рожи, склонив голову набок. Ничего такого я не заслужила. Все это была не моя вина. Если уж на то пошло, я была в одной связке с Джерейнтом.

– Но, думаю, мы в любом случае жили бы с Пат. У мамы были проблемы со здоровьем, – неожиданно призналась я. – Когда она сама сидела у матери в животе, ей плохо поступали, не знаю, питательные вещества или кровь. Это называется трансфузионный синдром близнецов, – не знаю, зачем я об этом рассказывала. Если передо мной врач, так надо ему все выкладывать?

– Ой, – сказал он, – мне так жаль.

Я махнула рукой.

– Да все хорошо. И у нее все было хорошо. Бывает и хуже. Столько близнецов рождается мертвыми. У нее был всего-навсего недобор веса и небольшие проблемы со здоровьем, – последние слова вырвались сами собой. – Нарушение когнитивных функций.

Эти слова я так часто слышала в отношении себя, когда вышла из комы. Наконец-то у меня появилось что-то общее с матерью. Не то чтобы повод посылать мне поздравительные открытки, но хоть что-то.

– Наверное, это так трудно – расти без мамы…

Я вновь вернулась к разговору.

– Не сказала бы. Ведь у меня была Пат. Она – волевая женщина.

– Но все же…

– И Джерейнт. Мы близнецы, – не знаю почему я не назвала его братом, как обычно. Зачем вообще заговорила о нем, когда мозг умолял сменить тему. Как будто мой язык жил своей жизнью.

– Вы с ним тесно общаетесь? – Помолчав, Стивен добавил: – Это глупый вопрос?

Я кивнула, во рту внезапно пересохло.

– Не помню, когда в последний раз его видела. Может, мы поссорились, не знаю. – Я замолчала, чтобы не заплакать. Не хватало еще разреветься перед ним.

– Вы все вспомните. Все будет хорошо.

– Но я уже вспомнила свою работу, и Парвин, и то, как жила в Брайтоне, и Марка. Не понимаю, почему я забыла Джерейнта.

– Ну, Марк – ваш молодой человек. Повседневная жизнь лучше впечатывается в память.

Вынув бумажный платочек из пачки, я вытерла лицо. Я не могла объяснить, что со мной происходит. Нельзя было забывать Джерейнта; все равно что я забыла саму себя.

– Значит, у вас в семье много близнецов. – Стивен тактично сделал вид, что не замечает моих красных глаз, и я это оценила.

– Мне всегда казалось странным, что мама и Пат тоже были близнецами, – сказала я, глубоко вздохнув, – настоящими близнецами.

– Настоящими?

– Ну, идентичными. Они ведь были такими разными. По характеру, – истории о моей маме рассказывали, какой она была творческой, всегда в движении, всегда в работе. Пат же была простой, как кирпичная стена. – Пат хорошо обо мне заботилась, но я всегда любила только маму. Свои представления о ней, если уж на то пошло. Ведь она все равно моя мама, пусть я даже никогда ее не знала.

– Как ей, наверное, тяжело.

– Ее уже нет, так что…

– Я имею в виду вашу тетю.

– Что вы хотите сказать?

– Насколько я могу судить, бытовые трудности – большая часть воспитания детей. И за все это – никакой благодарности.

Услышав в его словах упрек, я рассердилась. Мне захотелось, чтобы он ушел.

– А у вас дети есть?

Он покачал головой.

– Господи, нет, конечно. Я еще слишком молод.

– Маме был двадцать один, когда родились мы с Джером.

– Ну, – он отвел взгляд, – кто-то рано к этому готов.

– К тому же вы уже не так молоды, – я понимала, что говорю гадости, но злилась на него за сочувствие к Пат и ничего не могла с собой поделать.

Я думала, он вспылит. Встанет со стула. Но он только рассмеялся.

– Пожалуй, вы правы. Надо бы мне поторопиться.

– Ну, только если вы хотите детей.

– Да, очень, – его серьезный тон меня удивил. – А вы?

Я собиралась сказать: нет уж, ни в коем случае, спасибо большое, но слова застряли у меня в горле. Я уже не была уверена. Мне казалось, я не из тех, кто вообще задумывается о детях. Я попыталась найти в себе материнский инстинкт.

– Простите, – сказал Стивен, – наверное, это слишком личное.

– Я представляю себе детей. Милых малышей в маленьких шапочках, ну, таких…

– Замечательно.

– Хочу понять, почувствую ли что-то, – пояснила я. – Мне трудно вспомнить, как я к чему относилась. Что-то очевидно, например, люблю я сыр или нет, но иногда…

– Ну, здесь вопрос посерьезнее, чем сыр.

– Думаете? Мне кажется, это просто знаешь – и все. Чувствуешь. Инстинкты так и работают, нет?

– С инстинктами у вас все в порядке. Находиться в смешанных чувствах абсолютно нормально, а вопрос родительства – не из легких, особенно для тех, у кого…