– Ну и что ты наделала?

Я хотела отвернуться лицом к стене. Хотела лечь на спину и лежать, закрыв глаза, пока она не уйдет. Но она была моей семьей. Заменила мне мать. К тому же она проездила столько времени в поисках меня. По всей Англии.

– Попала в катастрофу, – ответила я. Голос был хриплым, поэтому я прокашлялась, прежде чем добавить: – Ничего не помню.

– Откуда ты знаешь? – спросила Пат.

Я не поняла, что она имеет в виду: откуда я знаю, что попала в катастрофу, или откуда я знаю, что все произошло случайно и я не виновата? Думать об этом не хотелось, поэтому я просто сказала:

– Мне сообщили.

Волосы Пат были, как всегда, уложены в узел, но седая челка, обычно стоявшая торчком, теперь была зализана и лоснилась. Я представила, как она встает рано утром, чтобы привести себя в порядок, и ощутила покалывание в голове.

– Как ты узнала, что я здесь?

Глаза Пат сузились в щелки.

– Мне позвонил твой приятель. Очень мило было узнать о нем вот так. Очень приятно было вот так выяснить новости.

Я закрыла глаза.

– Что он тебе рассказал?

– Что ты в больнице. Сказал, ты спишь, но я почувствовала – что-то здесь неладно. Думала, ты в коме.

– Уж прости, не оправдала ожиданий, – я так и не открывала глаз, не могла смириться с тем, что вижу здесь Пат. Ей здесь не место. Ей не место нигде, кроме как в Гауэре.

Почувствовав, как что-то касается моего бедра сквозь одеяло, я все же открыла глаза и увидела, как Пат поспешно отдергивает руку, погладившую меня будто против ее воли. Она поправила одеяло, убедилась, что кнопка вызова медсестры крепко держится. Когда она полезла под кровать, вероятно, с целью проверить чистоту пола, я сказала:

– Все хорошо. Со мной все в порядке. Честное слово.

Пат выпрямилась, смерила меня кислым взглядом.

– Не считая того, что ты отправишься в ад.

– Ну да, не считая этого, – я постаралась придать голосу как можно больше жизнерадостности. Был только один способ наконец почувствовать себя прежней собой – разозлить Пат. Это был рефлекс. Сопротивление бесполезно.

– Где ты остановишься?

– Пока не знаю, – сказала она, – я только приехала.

Она была непривычно взволнована. Сам ее вид пугал меньше обычного. Может быть, потому что я много лет ее не видела, может быть, потому что все вокруг было таким непривычным и сложным, но как бы то ни было, она казалась меньше, чем у себя дома.

– Можешь пожить в моей квартире, – предложила я неожиданно для себя. – Ключи где-то тут. Сумка, я так думаю, где-то в ящике.

– Я не буду спать в одном доме с незнакомцем.

Марк. Я о нем и забыла.

– У него свой дом, – сказала я и тут же поняла, что не права. Мы жили вместе. Он жил у меня в квартире. Со мной. С моим лиловым диваном. Я не помнила точно, как все это было, но память понемногу начала возвращаться. Рано или поздно я увижу его одежду в моем шкафу, принадлежности для бритья в ванной, может быть, увижу даже, как мы в старой одежде красим стены, словно в сцене романтической комедии.

– У него свой дом? – Пат фыркнула. – Что же у него, денег куры не клюют? Может, он туда уходит, когда вы поругаетесь? Когда ему надо от тебя отдохнуть?

Я неожиданно рассердилась. Она оборвала мои попытки представить дом Марка.

– Откуда такая уверенность? – спросила я. – Может, это я хочу, чтобы он жил отдельно, потому что мне нужно личное пространство.

Опять это странное чувство. Я знала, что говорю правду. Мне нужно было личное пространство. Так было всегда. Я готова была поклясться, что никогда не жила с мужчиной. Даже если любила его до безумия, все равно понимала – каждому из нас нужен свой дом. Я была независима до мозга костей. Но, несмотря на это, впустила в свой дом Марка. Ощущение чего-то неправильного не проходило. Оно поселилось в моей груди, и я чувствовала его как живое существо, которое смотрит на меня и ждет ответа.

– Так есть у него дом или нет?

– Не знаю, – призналась я, совершенно сбитая с толку. – Память…

Но тут появился Стивен, представился и пожал Пат руку, вежливо сказал:

– Мне сообщили, что сегодня придут родственники Мины, и мне хотелось быть рядом на случай, если у вас возникнут вопросы.

– Какой хороший сервис, – заметила Пат. – Ее лечат за собственный счет?

– Извините, – сказала я, помахав рукой, – вообще-то я здесь.

– Но даже не знаешь, где живет твой мужчина, – язвительно буркнула Пат и вновь повернулась к врачу.

Стивен тут же смутился, потом пришел в себя и ответил:

– Боюсь, у нас старая добрая бесплатная медицина. Но поскольку ваша дочь – наш бесценный сотрудник, мы относимся к ней с особенной заботой.

Если он хотел пошутить, то шутка пропала зря. Пат продолжала наседать на него, расспрашивая о катастрофе, о моих травмах, о прогнозах на будущее. Но когда все веселье подошло к концу и Стивен уже собрался уходить, Пат неожиданно уцепилась за тот факт, который, как я надеялась, прошел мимо нее.

– В смысле сотрудник? Вы хотите сказать, она работает здесь? В больнице?

– Ну конечно, – сказал он. Я пыталась жестами показать ему, чтобы он заткнулся, но было поздно. – Мина – потрясающий специалист по части рентгенотерапии, – он посмотрел на меня, – и занимается исследованиями, верно?

– Угу, – буркнула я.

– Чудесно, – сказала Пат. – Разве это не чудесно? – и, повернувшись ко мне, добавила: – Покажешь мне все, когда снова встанешь на ноги.

– Прошу прощения. – Стивен вышел из палаты.

Чижик по-прежнему сидел у Пат на плече. Наклонил голову, как будто слушал. Потом повернулся и, судя по всему, защебетал ей в ухо, хотя я ни звука не расслышала. Может, птица объясняет ей, что такое рентгенотерапия? Подождав, пока уйдет Стивен, я сказала:

– Пожалуйста, поживи у меня.

Я хотела ее задобрить. Я знала, что Пат не понравится комната в гостинице «Премьер Инн». Но при очередной неудачной попытке представить себе свою квартиру я запаниковала. Не так сильно, как следовало бы запаниковать при мысли, что она будет жить одна в моей квартире, но все же страх довольно ощутимо сжал мое сердце. Вдруг у меня водились ужасные привычки, о которых я забыла? Вдруг гостиная завалена порнографией? Или, что еще хуже, у меня грязная кухня, переполненное мусорное ведро и холодильник с тухлятиной? Не думаю, чтобы Пат, увидев меня в больнице, стала относиться ко мне снисходительнее. Если бы она была в каком угодно состоянии, в ее доме, вне всякого сомнения, был бы идеальный порядок, белье было бы выстирано и выглажено, а мебель только что отполирована мерзким спреем с запахом лаванды, который она обожала.