— Деточка… у тебя разве мало дедов и бабушек? Ни к чему называть моего отца твоим дедом. Это только еще больше собьет тебя с толку.

— Дай мне ее адрес, Арета, умоляю тебя.

Арета нехотя достает мобильный телефон, ищет адрес Сельмы в Балтиморе и, нацарапав его на клочке бумаги, протягивает тебе. «Дуглас-Хомс», — написала она.

Дуглас или Дугласс? — спрашиваешь ты себя, возвращаясь в свою комнату. Назван в честь Фредерика Дугласса, бывшего раба и талантливого писателя-аболициониста, или в честь кого-то другого? Ты просматриваешь несколько сайтов в Сети: возможны оба написания. Потом, забив в поисковик дату рождения Сельмы, ты узнаешь, что 10 апреля 1968 года было не лучшим днем для появления на свет в Балтиморе. Только что убили Мартина Лютера Кинга: в ответ на это событие город превратился во всеобщий мятеж, глаз циклона, названный вскоре бунтом Страстной недели. Заполыхав сначала в восточных кварталах, ярость быстро охватила и запад. День за днем обезумевшие от ярости мужчины и женщины неистовствуют на улицах. Они бросают камни и бранятся, бьют окна, грабят магазины и зажигают пожары, чье пляшущее оранжевое пламя открывает телезрителям всей страны невиданный Baltimore by night[43]. Показывают, разумеется, длинные улицы, их знаменитые смежные дома с одинаковыми крылечками, но показывают и развалюхи, крытые толем, с косо висящими дверями на ржавых петлях, утопающие в мусоре и сорной траве. Спиро Агню, губернатор Мэриленда, объявляет комендантский час и вводит Национальную гвардию; президент Джонсон добавляет федеральные войска. Сапоги топчут беззащитную плоть, пули прошивают тела, и итог неутешителен: шесть убитых, сотни раненых, тысячи арестов. И вот, посреди всех этих празднеств, Сельма Паркер инкогнито выскользнула в мир.

Чувствуя непривычное напряжение, исходящее от хозяйки, Пуласки заползает под твой стол и тревожно обнюхивает ноги. Ты гладишь его по холке — и забиваешь, впервые, имя Пуласки в поисковик.

Завороженная, ты узнаешь, что Казимир Пуласки (1745–1779), поляк по происхождению, был видным генералом в американской Войне за независимость. Он руководил восстанием мятежников в Польше, которое правительство потопило в крови, после чего бежал в Париж. Там он узнал от Бенджамина Франклина, что идет борьба за свободу в английских колониях Северной Америки. Несмотря на плохое знание английского, Пуласки пересекает Атлантику; он сыграет первостепенную роль в завоевании независимости Соединенными Штатами. Военный до мозга костей (ни жены, ни детей, никаких известных связей с женщинами), он создаст кавалерию Соединенных Штатов, организует кровавую борьбу американских войск против Великобритании, даже спасет жизнь Джорджу Вашингтону во время главного сражения. Поэтому по всей стране его имя дают памятникам, улицам и паркам; его статуя украшает площадь Свободы в Вашингтоне; в Чикаго даже установлен праздничный день в его честь… Стоп! — говоришь ты себе наконец в три часа ночи. Я не хочу тонуть в абсурдных поисках. Я хочу написать моей матери.

Но какой выбрать тон? Формальный? Развязный? Юмористический? Слезливый? У каждого варианта свои подводные камни. Дорогая мадам Паркер… Дорогая миссис Паркер… Привет, Сельма, сколько лет, сколько зим… Сильный и уверенный голос может ее напугать, от слабого и хнычущего она отвернется. Весь остаток ночи ты пишешь письмо, рвешь один вариант за другим и начинаешь сначала… В конечном счете ты выбираешь ложь в нейтральном и лаконичном стиле: Я собираюсь в Балтимор по причинам, связанным с моей учебой, пишешь ты, и мне пришло в голову дать Вам о себе знать. Я бы очень хотела с Вами встретиться и буду рада спланировать мою поездку в любую дату, которая Вас устроит, до Рождества.

С бешено колотящимся сердцем, с влажными руками, ты отправляешь письмо на следующий день.

Осень выдается бурной не только для твоей семьи, но и для всей планеты, ибо Соединенные Штаты погрузили мир в экономический спад, самый глубокий после кризиса 1930-х годов. В октябре, потеряв около миллиона долларов на бирже, Дэвид Даррингтон покончил с собой, вылетев с автострады между Нашуа и Милфордом. Он сделал все, чтобы замаскировать свое самоубийство под несчастный случай, чтобы Эйлин и Лили-Роуз могли хотя бы получить страховку, но это не сработало: после тщательного изучения следов шин страховщики пришли к выводу, что это был обдуманный поступок со стороны водителя. Эйлин пришлось продать дом, чтобы выжить, от этого удара она повредилась умом, и у Лили-Роуз нет другого выхода, как поместить свою мать в специализированный дом престарелых в Конкорде.

Ты обращаешь мало внимания на кризис и его последствия для семьи; ты даже не присутствуешь на похоронах твоего деда.

Рождество приближается, наступает, вот оно уже прошло… никаких вестей из Балтимора.

* * *

СВЕТ. СОТНЯ БЕРЕМЕННЫХ АФРОАМЕРИКАНОК СОБИРАЮТ ХЛОПОК ПОД ПАЛЯЩИМ СОЛНЦЕМ. СОФИТЫ ТАК СИЛЬНЫ, ЧТО ИХ СВЕТ ОСЛЕПЛЯЕТ, И БОЛЯТ ГЛАЗА. БЫСТРО-БЫСТРО СНУЯ ПО РЯДАМ ПОСАДОК ХЛОПКА, ЖЕНЩИНЫ ОТДЕЛЯЮТ МЯГКИЕ БЕЛЫЕ КОРОБОЧКИ ТОЧНЫМИ ДВИЖЕНИЯМИ ЛОВКИХ ПАЛЬЦЕВ И СКЛАДЫВАЮТ ИХ В ГЛУБОКИЕ МЕШКИ. ВРЕМЯ ОТ ВРЕМЕНИ ОДНА ИЗ НИХ ОТВОРАЧИВАЕТСЯ, ЧТОБЫ ПРОТОШНИТЬСЯ, УТЕРЕТЬ ЛОБ ИЛИ СОГНУТЬСЯ ОТ БОЛИ, НО ОНИ ЭТО ДЕЛАЮТ, НЕ НАРУШАЯ РИТМА. ОНИ ЗНАЮТ, ЧТО, ЕСЛИ НАРУШАТ РИТМ, ОДИН ИЗ ЦВЕТНЫХ НАДСМОТРЩИКОВ, СТОЯЩИХ В ЧЕТЫРЕХ УГЛАХ СЦЕНЫ, ТУТ ЖЕ ПОДОСПЕЕТ С КНУТОМ.

Манхэттен, 1991

Джоэль Рабенштейн заплатит Сельме Паркер тридцать тысяч долларов, если она согласится выносить его ребенка, который будет также ребенком Лили-Роуз Даррингтон, ибо та усыновит его при рождении и будет любить, лелеять, растить и воспитывать до взрослого возраста, вот, в общем, и все, что можно сказать на эту тему.

Еврейские гены будут переданы. Эта невольная мысль застает Джоэля врасплох. Ему глубоко плевать на гены, но этого, конечно, нельзя сказать о Дженке. Ну да ладно: из любви к матери и из уважения к ее утрате, тень которой нависла над его жизнью с того далекого дня, когда эта утрата, взорвавшись ночным плачем, вырвала его из сна, он готов предоставить свои еврейские гены, чтобы сделать ребенка.

Верит он зато в воспитание. Они с Лили-Роуз окружат ребенка красотой, умом, культурой, знанием и восхищением. Они будут бегать и играть с ним, научат его любоваться звездным небом, напитают его своей любовью, дадут силу и мужество, которые будут ему нужны, чтобы расцвести. К тому же материнство залечит раны Лили-Роуз: благодаря любви малыша она преодолеет свою тягу к «Вирджинии слим», золофту, валиуму и водке, допишет диссертацию и опубликует ее. Более того, осуществив тайную мечту, которую лелеет с лицейских лет, она напишет роман. Насколько полезнее для нее будет предаться литературному труду, чем читать год за годом одни и те