забилось сердечко. Эмбрион потихоньку растет в животе у Сельмы. Появляются первые зачатки его конечностей, первый эскиз мозга… глаза… уши… Идут недели, и пять чувств просыпаются одно за другим, готовя это маленькое тельце к познанию мира, чтобы выжить в нем.

Во втором триместре беременности Сельмы — когда, благодаря первой эхографии, они уже уверены, что ребенок действительно есть и что это, скорее всего, девочка, — они перевозят Сельму на восток города, но, прежде чем позаботиться о приданом и уведомлениях о рождении, Лили-Роуз проявляет неожиданную инициативу: не съездить ли им в Чехословакию?

— У нас с тобой так и не было медового месяца, милый, — говорит она Джоэлю.

— Нет проблем. Проведем Рождество в Праге!

И он бронирует им билеты первого класса на самолет и номер в роскошном отеле.

Еще не в курсе того, что готовится в Балтиморе, Дженка не может понять, с какой стати ее сноха-шикса вдруг заинтересовалась ее молодостью. Но по просьбе Джоэля, она отыскала старый план Праги и нарисовала красные звездочки на местах, которые надо посетить.

— Вот здесь кафе, где я встретила твоего отца… Здесь, наверху, рядом с замком, дом Кафки… Ни в коем случае не пропустите еврейский музей, еврейское кладбище… Здесь старая-новая синагога, где Павел отпраздновал свою бар мицву… Ой-вей, ой-вей! Как жаль, что твой отец не дожил, он помог бы вам спланировать поездку…

— Вы не хотите поехать с нами, мама? — ласково спрашивает Лили-Роуз.

— Плохая идея с моим артрозом. Я буду вам обузой. Нет, нет! Езжайте вдвоем. Фотографируйте все, а вернувшись в Нью-Йорк, покажете мне, как выглядит моя страна сегодня, через шестьдесят лет после нашего поспешного отъезда…

Лили-Роуз кивает, целует свекрови руки и обещает ей сделать много фотографий. Но выражение, которое употребила Дженка, запало ей в голову: наш поспешный отъезд. Ее свекор и свекровь — евреи из Чехословакии, а она не знает практически ничего об участи чешских евреев во время войны! Лили-Роуз провела несколько дней за изысканиями в публичной библиотеке, и то, что она узнала, потрясло ее.

— Если мы хотим лучше узнать историю нашей семьи до рождения нашего ребенка, — говорит она Джоэлю, — надо посетить еще и Терезин.

И они решают во время каникул заехать и в лагерь, где многие члены семьи Дженки и Павла нашли свою смерть и откуда другие были депортированы в Освенцим.

На протяжении всего визита в лагерь Лили-Роуз делает записи.

«Терезин, — пишет она. — Вот банкноты, сделанные для исключительного пользования евреям в гетто Терезиенштадт. Вот фотографии, которые показывали делегации международного Красного Креста: на них подростки играют в футбол, девочки играют в куклы, старушки играют в карты, а молодые женщины чистят овощи — мирная жизнь автономной еврейской общины. Вот барак русских: длинная комната с кроватями в два этажа и шкафчиками. Вот барак чехов: то же самое. Вот барак евреев: голая камера в форме куба с цементными стенами и полом, где пятьдесят узников были заперты стоя. Вот комната, где били и пытали узников. Вот ров, где нацисты заставляли двоих евреев биться насмерть и смотрели на них, попивая газированную воду. Вот место, где находился расстрельный взвод; заключенные входили в эту дверь и выстраивались у стены вон там. Вот душ. Краны то открывали на полную мощность, и в таком случае чередовали кипяток и ледяную воду, то внезапно закрывали, когда заключенные были еще в мыле. Вот казино, где нацисты играли в карты. Вот детские рисунки. Вот крематорий: там могли сжигать до ста сорока тел в день. Когда нацисты поняли, что освобождение лагеря близко и неизбежно, они развеяли по ветру содержимое двадцати двух тысяч урн. Гиды лагеря живут в самом Терезине. Они повторяют эти фразы из года в год. Вот ров, где нацисты заставляли двоих евреев биться насмерть и смотрели на них, попивая газированную воду».

Лили-Роуз не знает, что страна, где она сейчас находится, распадается: Словакию и Чешскую республику разрывает с самого падения Берлинской стены два года назад и последовавшего за ним краха Варшавского договора; скоро бархатная революция уступит место бархатному разводу, и год рождения Шейны станет и годом смерти Чехословакии.

Только в январе 1992 года, когда Сельма беременна на седьмом месяце, Джоэль и Лили-Роуз сообщают своим родителям о скором рождении дочери. Дженка сначала думает, что это шутка; поняв, что все серьезно, она в шоке. Дэвид и Эйлин, поговорив между собой, заявляют, что будут считать будущего ребенка своей внучкой и обращаться с ней соответственно, какого бы цвета она ни была.

Балтимор, 2015

Когда ты приближаешься к твоему двадцать третьему дню рождения, Лили-Роуз сообщает Джоэлю, что будет просить развода по причине несовместимости. Но Джоэль, как обычно, предпочитает не гнать волну, и чета в конечном счете разводится по обоюдному согласию.

И вот твоя немедленная реакция на это событие, Шейна, — ты покупаешь билет на автобус до Балтимора.

Покинув Манхэттен, ты через пять часов прибываешь на автовокзал на улице Гейнс, близ порта, берешь напрокат машину и едешь прямо на улицу Файет, где сворачиваешь налево. Ты провела бессчетное количество часов, сверяясь с планом города, и дорожная сеть Балтимора, можно сказать, впечатана в твои нейроны. Ты покидаешь центр города с его элегантными старыми и современными зданиями и всего через десять минут оказываешься в Вестерне. И там, кроме вишен в цвету, ничего красивого и не увидеть.

Ты не только смотрела каждую серию «Прослушки» по нескольку раз, но и прошерстила Интернет, чтобы попытаться понять трагическую участь западного Балтимора. После волнений 1968 года и особенно после экономического кризиса 1980-х средние классы, как цветные, так и белые, в большинстве своем покинули город: в самых типичных кварталах со смежными домами, выкрашенными свежей краской и когда-то прелестными, тысячи жилищ были брошены. Сегодня — заколоченные окна, стены, изъеденные плющом, двери, покрытые граффити, сады, заваленные мусором, — они или пусты, или захвачены жирными крысами и тощими людьми. Ты видела столько фотографий этого квартала, что думаешь, будто знаешь, чего ждать, но действительность этих пустующих жилищ погружает тебя в океан грусти. Вот что Лили-Роуз называла «дном», думаешь ты: повсюду хаос, бесконтрольность, слои, мешанина, концы, связанные как попало…

С мокрыми от слез щеками ты медленно едешь по разоренному пейзажу, и тебе не хочется выходить из машины. Улицы пусты, но ты видишь много церквей, винных погребков, мечетей и бакалейных лавок. Как бы то ни было, говоришь ты себе, надо заправить топливом тело и душу. Следуя своему