И он действительно что-то чувствует, потому что отстраняется сам. Изучает меня цепким взглядом, буквально впиваясь, но понимает по-своему. Понимает не так.

– Я настолько тебе противен? – спрашивает он, и тут же, не дожидаясь ответа, просит: – Солги – я поверю.

Становится больно – от того, что он добровольно хочет впустить между нами еще одну ложь, согласен даже на это.

Становится страшно – от того, как сильно мне хочется, чтобы его глаза снова стали теплее, избавились от льдинок, которые пытаются занять территорию, которая нравится мне.

Становится жутко от того, что именно я причина разочарования, причина того, что сейчас внутри него что-то меняется и, возможно, рвется на части так же, как некогда у меня.

И становится пусто.

Так пусто, что я с удивлением слышу стук сердца в груди.

Неужели он не понимает, что у нас ничего не получится? Неужели не понимает, что все, что я могу дать ему – пустота?

Если бы он поверил моим словам и отпустил меня сам, нам обоим было бы проще,

а так…

Я не хочу смотреть на него. Не хочу ничего ему говорить. Все, о чем я мечтаю – поскорее уйти.

Но меня держит и взгляд, и эти слова, которые заставляют понять – он, как и я, тоже видит все не в том цвете, который его окружает.

Не в том. Но ему нужен совсем другой человек, который разбавит эти тона, наполнит их радостью, наполнит их чувствами, светом. Мне кажется, во мне этого больше нет, а два «дальтоника» не увидят красочный мир даже одними глазами.

Мы не подходим друг другу – это же очевидно.

Наверное, я произношу это вслух, потому что что-то мелькает во взгляде Артема. Он рассеянно кивает, пытает меня проникновенным взглядом пару долгих минут, а потом, видимо, приходит к такому же мнению, потому что отстраненно… не просит – приказывает:

– Скажи адрес.

И едва я его называю, машина уносится прочь по узким улицам города.

Выискивая дорогу свободней, обгоняя, пугая других водителей настойчивостью, наглым напором. Ныряя в переулки, которых не знают приезжие. И спеша оставить на обочине пассажира, который не оправдал ожиданий хозяина.

Это как будто и не машина, а послушная хищница, которая подчиняется лишь поглаживаниям владельца, негромкому стуку по рулю его длинных пальцев, и взгляду, устремленному на серую полосу впереди.

Он не видит меня – слишком занят, слишком сосредоточен, слишком глубоко в своих мыслях, где меня, скорее всего, уже нет. И потому я могу выдохнуть, успокоиться, заставить притихнуть страхи и, чуть повернувшись, еще раз взглянуть на мужчину, которого отпускаю.

И словно мешая мне, словно заставляя меня отвернуться, лишить этих последних минут, когда мы все еще вместе, мимо проносится кортеж свадьбы.

Крики, сигналы авто, фата невесты, упавшая на асфальт, свист свидетелей из открытых окон. Мимо нас проносится счастье, которое уже кто-то нашел. Артем встречает его равнодушно, возможно, даже не обращая внимания, а я…

Закрываю лицо ладонями, хочу отдышаться, понять, что со мной происходит, хочу избавиться от зависимости, от обиды и зависти. Хочу что-то выжечь, перечеркнуть, переступить через это, чтобы двигаться дальше.

– Даша? – слышу взволнованный голос мужчины.

Убираю ладони, осматриваюсь – какой-то тихий дворик, в который нырнули, чтобы пролететь мимо очередной городской пробки. Тишина. И мягкие ветки, чуть тронутые зеленью, которые опускаются на капот, закрывая, стараясь закрыть от всего, что не должно иметь значения, но имеет.

– Даша, что? Воды? Тебе плохо? – Артем убирает пряди волос с моего лица, пытается понять по глазам, и все же решает спросить напрямую. – Скажи – я сделаю. Просто скажи, чего хочешь?

Киваю.

Выдыхаю.

И, прежде чем он понял, что я задумала, и попытался остановить меня, перебираюсь к нему. Да, вот так гораздо удобней – кода расстояние между нами измеряется только глубиной вдоха и выдоха.

Усаживаюсь поудобней, обхватываю его лицо своими ладонями – теперь моя очередь, можно.

Склоняюсь к нему, вдыхаю аромат, который может конкурировать с морем, и, не тратя время на разговоры, которые нам сегодня явно не удаются, выдыхаю в губы мужчины всего одну фразу:

– Я хочу попробовать… потеряться.

Смелости Даши хватает только на эту фразу. Она смотрит на мои губы, дышит в них, но не решается прикоснуться своими губами.

Немного дрожит – я чувствую это, когда сжимаю ладонями ее талию и помогаю сесть поудобней. Ее щеки опаляет легкий румянец, губы пересыхают, и она машинально облизывает их, пожалуй, не представляя, не задумываясь, как это действует на меня.

Я отстраняюсь немного назад, чтобы видеть ее, чтобы попытаться понять, что, блядь, сейчас происходит, потому что у меня четкое ощущение, что я держу в руках готовый взорваться вулкан.

А потом наши взгляды встречаются – всего на доли секунды, и я понимаю, что смотрю не на вулкан, который пока раздумывает: проснуться ему или нет, а на землетрясение, которое уже что-то крушит, разрушает, сметает. Пока только внутри себя, но следующий на очереди у этой стихии – именно я.

Один резкий выдох, удар двух сердец, и Даша прикасается ртом к моему. Это мало похоже на поцелуй. Отчаянная попытка поглотить, завладеть, насытиться наконец.

И страх это сделать, потому что губы Даши, не дав времени почувствовать их, познать этот сокрушающий вкус, отступают. И пытаются вновь заменить себя лишь дыханием.

Еще одна попытка наброситься – на этот раз более смелая, но какая-то неуклюжая. Как будто она понятия не имеет, чего хочет на самом деле и стоит ли это делать.

– Я… – тихо бормочет Даша.

Взгляд в сторону, попытка вернуться обратно, свернуть, но для отступления поздно.

Провожу костяшками пальцев по ее скулам, опускаюсь к сжатому рту, заставляя раскрыться, поглаживаю в награду подушечкой пальца и говорю так же тихо, как и она, но в отличие от нее, без тени сомнений:

– Я безумно хочу твой рот. Разными способами. Но в первый раз возьму его так, как ты предлагаешь – своими губами.

Глаза Даши изумленно распахиваются, зелень взгляда становится заметно насыщенней, и как будто этой подсказки, чтобы знать ее ответ будет мало, она прикусывает губу.

И я перестаю ждать каких-то слов и другого ответа.

Мне достаточно того, как она задыхается, когда я показываю ей разницу между тем, когда целует женщина, и когда целует мужчина. Мне достаточно того, что ее тихий стон проникает в меня через наше дыхание. Мне достаточно того, что она прикрывает глаза и, кажется, действительно чуть теряется…

Нам обоим плевать, что мы в машине в каком-то дворе, и что кто-то нас может заметить даже через затемненные окна. Максимум, что они различат – это тени. Тени, которые кружат возле нас, потому что мы наконец сплетаемся языками, проглатываем дыхание друг друга, и тянем на себя то, к чему в силах получить хоть какой-нибудь доступ.