– Вода? – хмыкнул Долохов. – Ну, это самое простое! Водойона собиралась пожар заливать, если сильно разгорится. Да, барышня с фантазией.С большой фантазией! И я зуб даю: это она скачала мои файлы в свой компьютер.По электронке отправила. Она, зараза! А здесь стерла их все, чтобыразговаривать со мной с позиции силы! Ярушкина Елена Дмитриевна… – произнес оннегромко, делая руками такое движение, словно выжимая только что постиранноебелье. Или, вернее, словно откручивал кому-то шею. – Ну, попадись она мне! Да яее сам отвезу во Владимирскую область и в тот же самый сугроб запихаю, откудавынул!

– Ты ее из сугроба вытащил? – вытаращился Максим. – Воклассно! А меня ругал, что я мочалок на Покровке кадрю. А сам-то…

Тут же он не без опаски оглянулся на Валентину и прихлопнулрот рукой.

– Слушай, ты, кажется, куда-то шел? – сердито сказалДолохов, выключая компьютер. – Ну и топай. Некогда мне. Пора идти!

– А куда ты? – спросил Максим.

– На кудыкину гору, воровать помидору, как говорят в нашемлюбимом городе, – огрызнулся Долохов. – Поеду в справочное бюро, искать адресэтой заразы Ярушкиной. Надо же что-то делать!

Он подобрал с пола куртку, стал неуклюже совать руки врукава, но запутался. Валентина, чувствуя себя все-таки виноватой, подошла,помогла.

– Спасибо, – буркнул Долохов, не глядя.

Значит, сердится еще. Ну что ж, это понятно…

И вдруг он встрепенулся, уставился на Максима:

– Погоди, Макс! Я не просек сначала. Как, ты сказал, парнятого зовут, которого поминают сегодня?

– Сережа Пластов.

– А отец его… отца, часом, не Олег Сергеевич звали? –напрягся Долохов.

Валентина снова вздрогнула.

– Ну да, вроде так, – неуверенно проговорил Максим.

– Странно, – пробормотал Долохов. – Очень странно. Авпрочем, это не суть важно. Вот что, Максим. Я с тобой поеду. Мне на этихпоминках очень надо побывать, понял? Потом придумаем легенду, по которой тыменя с собой взял. Ну, наврем что-нибудь, понятно? Пошли, быстро! Далеко ехать?

– Нет, на Провиантскую. Там столовка студенческая, в нейпоминки будут. То есть Серега жил аж на Актюбинской, а родители его не знаюточно где, но поминки решили устроить здесь.

«Актюбинская – это мой участок», – автоматически отметилаВалентина. Для нее вообще весь город делился скорее не на улицы, а на участки,обслуживаемые разными городскими консультациями.

– Погодите, – тронула она за рукав порывисто устремившегосявперед Долохова. – Возьмите меня с собой.

– Куда?! – одинаково изумленно вытаращились на нее Долохов иМаксим. – На поминки?

– Да.

– Ты что, тетя Валя? – похлопал ресницами Максим. – ЗналаСерегу, что ли?

– Нет, я его отца знаю, Олега Пластова.

– Его не будет на похоронах, – вдруг сказал Долохов.

– Почему? Откуда ты знаешь? – враз спросили Максим иВалентина.

– Да вот так уж, – буркнул Долохов. – Узнал нечаянно.

– Он что, в командировке? – непонимающе допытывался Максим.

Долохов мгновение смотрел на него, потом отвел глаза:

– Ну да. Причем в очень дальней. Ладно, поехали. Всерасскажу по пути. Быстро одевайся, Валентина. У тебя, кажется, появился шансзагладить вашу о-очень крупную семейную промашку, поняла? И в темпе, в темпе, втемпе!

Картотека

«БЕРЕГИТЕ СЕБЯ, ДЕВЧОНКИ!

Нашим русским женщинам много чего приходится на своем векуиспытать. Детей вынашивать и рожать (ну, это, конечно, не токмо нашенациональное достижение, а все же – приходится!), вкалывать на двух работах (ато и трех), измысливать немыслимые трюки, чтобы продержаться до зарплаты,делать вид, что тебе повезло с мужем, хотяон пьяница и бабник, скрывать подочками и тональным кремом синяки на мордашке… И периодически, наивно расширяяглаза, спрашивать у подружек или сослуживиц: «Девчонки (кажется, только наширасейские женщины всех возрастов, от трех лет до бесконечности, обращаются другк другу именно так!), а правду говорят, что не только мужики, но и бабы в койкечто-то чувствуют? Неужто и у нас этот, как его… забыла название, бывает?! Я-тодумала, одни только иностранные артистки в сериалах кончают как положено!»

То есть именно этого, одного из приятнейших в жизниощущений, сплошь да рядом и не удается испытать нашим соотечественницам.Поэтому неудивительно, что очень многие еще в молодые, а то и юные годы решаютне доверять в этом важном вопросе какому-то одному человеку (мужу, фу, какаяпошлость!), ищут разнообразия ощущений, которым прибавочная стоимость придаетеще пущую остроту… Да, Сонечки Мармеладовы, мученицы-жертвовательницы радиближних своих, повывелись еще в прошлом веке, а может статься, они существовалитолько в разнузданном воображении господина Достоевского. Ведь не факт, далеконе факт, между прочим, что мамзель Мармеладова не ловила в объятиях своихклиентов нормальный физиологический кайф!

Ищут, ищут они этого кайфа, и побольше, побольше! Полныйротик!

Однако красотки в символических юбочках, которые, словноночные бабочки, под покровом темноты порхают по Покровке, либо топчутся вокругМосковского вокзала, либо тусуются в найт-клубах, зарабатывая себе на жизньлюбимым делом (и любимым телом!), тоже, наверное, порою начинают кумекать, чтодаже пирожными можно обкушаться до тошноты…

Вот какая история приключилась совсем недавно с однойбарышней, промышляющей старинным женским ремеслом возле гостиницы «Брудер». Еесняли два «лица» (сами понимаете, какой национальности) и привезли наКанавинскийрынок, где отмечали день рождения какого-то земляка. Барышня(скажем, Вика) была живым подарком для джигитов. Однако если вы думаете, чтонашу девушку вульгарно пользовали кто во что горазд, то ошибаетесь. Викупоставили на колени, джигиты создали очередь, пропуская вперед именинника инаиболее уважаемых людей… короче, девушка сделала в эту праздничную ночь 40минетов. Каково? По-моему, впечатляет!

Самой же ей досталось из приятных ощущений толькопересчитывать гонорар: никто из восточных людей и не позаботился доставитьдевушке удовольствие! Правду говорят, будто на Кавказе женщина – существо второразрядное.