* * *

Сознание возвращалось медленно. Боль пронизывающая все тело была невыносима. В плотно закрытых глазах мелькали огненные вспышки, разрастаясь, увеличивались и точно взрываясь, рассыпались в бесконечное множество разноцветных искр. Непреодолимое желание остановить их болезненно давило на мозг, крик боли, рвавшийся из глубины, наружу вырвался лишь слабым стоном, тут же вызвав новый прилив страданий, казалось, множество мельчайших осколков застряли у него в легких, непроизвольно затаив дыхание, некоторое время набирался сил, чтобы сделать следующий вздох. При повторной попытке Седрику показалось, что теперь уже эти осколки рассыпались на сотни мелких острых игл, проникая гораздо глубже внутрь, буквально разрывают все на своем пути. Желая приподняться и оглядеться, попытался напрячь затекшее тело, но из этого ничего не получилось. Прошло несколько мучительных минут, прежде чем, наконец, сумел понять, движения невозможны лишь потому, что он крепко связан. Шершавый язык невероятно распух, противно царапая сухое небо и вызывая дурманящий приступ тошноты. Как не пытался припомнить был не в силах понять, как он здесь оказался и где все остальные. Находясь в кромешной темноте, не слыша ни каких посторонних звуков, Седрик чисто интуитивно почувствовал, что находится здесь не один. С усилием, слегка повернул голову в сторону, ощутив щекой ледяной каменный пол, и испытал при этом неожиданное облегчение, от холода голова понемногу прояснилась. Время тянулось бесконечно медленно, наконец, где-то вдалеке услышал гул приближающихся шагов, дверь с жутким скрежетом распахнулась, и на пороге появилось несколько человек, каждый из которых держал по факелу. Комната в миг наполнилась светом, больно резанув по привыкшим к темноте глазам, он непроизвольно зажмурилися.

– Ну, как себя чувствуют мои гости? – Раздался довольный голос.

Седрик с усилием разлепил заслезившиеся глаза, пытаясь разглядеть говорившего. Вначале слабо различил лишь черное пятно, затем постепенно оно приобрело форму человеческой фигуры, но разглядеть лицо как не пытался не смог.

– Как это невежливо даже не отвечать на приветствие.

Не дождавшись никакого ответа, немного раздражаясь и даже с какой-то легкой обидой в голосе, гостеприимный хозяин обратился к одному из своих воинов:

– Джон, проверь, они хоть живы, а то может, с трупами разговариваю?

Рослая фигура отделилась от общей группы и приблизилась к Седрику, наклонившись, воин с явным усилием приподнял пленного под мышки, небрежно бросив, прислонил к стене. Рыцарю понадобилось огромное усилие воли, чтобы сдержаться и не застонать от боли. Другой воин тем временем подошел к стене и осветил ее, тщательно приглядевшись, нашел, что искал деревянный подсвечник в стене и воткнул в него горящий факел, затем прошел к другой стороне и сделал то же самое, теперь уже можно было все разглядеть достаточно хорошо. Воин так бесцеремонно позаботившийся о Седрике, теперь тянул еще одно недвижимое тело, в котором рыцарь тут же признал Рейвена, бросив несчастного точно так же, довольный с чувством выполненного долга отошел.

– Дайте ему воды, не со стеной же мне разговаривать. – Распорядился голос.

Седрик с жадностью припал к горлышку тут же появившегося кувшина с ледяной водой, пил большими глотками, ему казалось, он никогда не сможет напиться вдоволь или, передумав у него, отнимут драгоценную влагу, но державший кувшин воин терпеливо ждал, небольшое количество воды, оставшееся на самом дне долго не раздумывая, выплеснул в лицо Седрику, даже не догадавшись, что в душе тот был ему за это крайне признателен, так как испытал при этом настоящее блаженство. Язык моментально вполне ощутимо стал прежних размеров, рыцарь почувствовал себя довольно сносно, с облегчением вздохнув понял, что при желании сможет говорить.

– Он что, связан? – С наигранным удивлением протянул ироничный голос. – Джон, развяжи, а то еще возгордится, решит, что мы его боимся.

Деликатный Джон явно не заботился, что может поранить связанного, не церемонясь, резко просунул острие ножа под впившиеся в тело веревки. Седрик почувствовал саднящую режущую боль, по коже резво побежали теплые струйки крови. Освобожденный от пут по-прежнему почти не ощущал свои руки и ноги, чувствуя, как неприятное жжение и тупое пульсирующее покалывание медленно распространяется по всему телу. Глаза уже совершенно привыкли к освещению, которое теперь выглядело довольно тусклым, когда говоривший вышел на середину комнаты, и встал так, что попал под свет факела рыцарь смог, наконец, разглядеть его. Безучастным взглядом Седрик смотрел на воскресшего не только не издав возгласа удивления, но даже и не изменившись в лице, хотя в душе своей был потрясен. Перед ним живой и невредимый, правда, с перебинтованной шеей стоял Джеймс Клайв. Седрика развеселило разочарование появившееся на лице того, было совершенно очевидно, он рассчитывал совсем на другое впечатление при своем появлении. Обескураженный Джеймс все-таки произнес заранее приготовленную фразу:

– Удивлен? Думал, меня уже черви доедают, а я живой как видишь, и сейчас ты как червь ползаешь у меня под ногами.

Седрик улыбнулся разбитыми, потрескавшимися губами, едва узнавая собственный голос, с трудом ухмыльнулся:

– Рад за червей, бедные твари могли отравиться, перерабатывая тебя.

Лицо Джеймса исказилось гневной гримасой:

– На твоем месте я бы не стал так веселиться.

Испытывая болезненные ощущения от движения губ, Седрик беззаботно рассмеялся:

– Ну, на моем месте ты бы действительно не мог оказаться, по простой причине, мне даже и в голову не могла прийти такая унизительная мысль, подобно разбойнику напасть на спящих.

Джеймс лихорадочно соображал, пытаясь найти слова, которые сумели бы задеть веселящегося пленника за живое:

– Твои заботливые родственники обратились ко мне с просьбой, чтобы я убил тебя подальше от родного гнезда, им, видите ли не хочется самим марать об тебя руки, они даже и не представляют, какую оказали мне услугу.

Сердце в груди Седрика болезненно сжалось, в один миг в голове пронеслось и предупреждение Агнессы и исчезающий в ночи всадник, однако по-прежнему ни один мускул не дрогнул на его лице. Не дождавшись ожидаемого эффекта, разочарованный Джеймс продолжил:

– Им не терпится отправить тебя на тот свет, это как же нужно так сильно постараться, чтобы собственные родственники настолько отчаялись. А ну да, наверно, именно поэтому тебя при дворе называют отчаянным?

Седрик в ответ презрительно рассмеялся, Джеймс осуждающе покачал головой, продолжая:

– А я видишь, какой добрый, хочу продлить радость общения с тобой.

– Конечно, для тебя последнее наше общение было слишком радостным, кстати, как горлышко? Повязка не давит?

Джеймс, не сдержавшись подскочил и с размаху ударил Седрика кулаком по лицу, два воина предусмотрительно выхватили мечи, уперев острием в грудь рыцаря.

– На публике, да еще в окружении своих вооруженных воинов почувствовал прилив храбрости? Или заботливая старушка плеснула своего зелья?