На Олега смотрели ярко-синие глаза, которые он каждый деньвстречал в родной деревне, а по-следний раз видел... когда он расстался сбедным дударем?

Волхв был грустен, зеленые колдовские глаза не отрывались оторанжевых язычков огня. Крупные багровые угли светились изнутри, там что-то бегало,исчезало, появлялось, выстреливало короткими острыми, как у молодой змеи,язычками.

Лицо Колоксая побледнело, черты стали резче, словно провелночь без сна, но голос прозвучал так, словно разговор не прерывался:

— Я не передумал, волхв!

После ночного бдения на лбу появилась первая морщинка, аскладки у губ стали тверже.

— Ты уверен?

— Человек, который умеет так зажигать огонь... он сможетчему-то научить.

— Я ж говорю, — ответил Олег тоскливо, — что иногда важнеезагасить... или воздержаться от огня. Но это, как я вижу, слишком сложно длятебя. Зато для меня еще сложнее. Я тоже хочу много и сразу... Ладно, седлайсвоего коня... Хотя не понимаю, зачем этот с четырьмя ногами? Мы пешком.

Колоксай с великим сожалением оглянулся на своего белоснежногокрасавца. Тот, неловко переступая спутанными ногами, передвигался вдользеленого кустарника, срывал листья, хрустел, косил в их сторону удивленнымкоричневым глазом.

— А может, — предложил Колоксай без всякой надежды, — и тебеконя? Какая разница, где мыслить? К тому же на коне мыслить труднее, а значит —мелкие проскочат, а крупную мыслю заметишь. Да и когда сильно трясет, в головевсе бултыхается, мысли перемешиваются.

Олег покосился на знатока по мыслителям, но смолчал. Огоньвсе так же лизал багровые угли, Колоксаю почудилось, что, не будь здесь этогодерева, все равно горело бы точно так же, но волхв чем-то опечален, явно мыслипопадаются не те, огорчение мудреца понятно, ему тоже иногда попадали в силкине черно-бурые лисицы, а ежи, а то и вовсе жабы.

Олег поднялся:

— В путь!

— В путь, — откликнулся Колоксай. — И ничего, что натощак...

Олег оглянулся через плечо с недоумением:

— Натощак?.. Ах да!

Он хлопнул себя по лбу, сказал что-то выразительное, похожеена брань рассерженного тюринца с примесью слов куявца, но на смятую травупосыпались жареные гуси, рухнул поросенок на вертеле, падали градом мелкиезапеченные в тесте птички, мудрец снова забыл в благородной задумчивости проскатерть, воздух наполнился сбивающими с ног могучими запахами жареного мяса,птицы, острых трав и таких горьких кореньев, что даже сытого заставляют жаднохватать все новые блюда...

После короткой трапезы, когда у костра осталось еще сдесяток жареных гусей, подобревший Олег разрешил белоснежного красавца вести вповоду, а сразу за лесом в маленькой деревушке купили еще лошадку. Колоксайприободрился, оба верховые, к тому же лошадка оказалась резвой, неслась вскачь,и хотя белоснежный жеребец успевал без труда, Колоксай косился на мудреца срастущим уважением: умеет выбирать коней, а сколько его воеводам всобачивалинегодных, хилых, а то и вовсе надутых, дабы выглядели толстыми и сытыми!

Олег держался в седле ровно, покачивался в такт скачке. Онуже забыл, как понял Колоксай, о скудной, по мерке волхвов, утренней трапезе,для которой в рассеянности снес с пиршественного стола какого-то заморскоговладыки все подряд и перебросил в дикую чащу, тем более не помнил о пещере с сокровищами,что отыскал в руинах древнего города и с небрежной щедростью, что заставила быдругого владыку удавиться от зависти, подарил, даже не глядя, незнакомымлюдям...

Непривычное чувство облегчения вошло вовнутрь, растеклось.Он ощутил себя странно умиротворенным, губы раздвинула глупо-счастливая улыбка.Перехватив взгляд волхва, объяснил:

— Впервые не я веду, а меня... Непривычно!

— Скоро наскучит, — предостерег Олег.

Колоксай удивился:

— Я войско водил и на журавлевцев, и на урюпинцев, в болотахвязли, в горах замерзали... и ничего, им не наскучило!

— Ты из другого теста, — буркнул Олег. — Или глины. А то ивовсе не глины, а дерева. Или металла.

На дорогах все чаще обгоняли груженые подводы.Немногословные поселяне везли мешки с зерном. Корзины с яблоками, рыбу в бочкахи лоханях, везли битую птицу. Когда ехали мимо леса, там слышались частые ударытопоров. Верхушки деревьев то одна, то другая вздрагивали, медленно валилисьнабок, доносился треск сучьев.

Колоксай оглянулся, кивнул на пару могучих коней, чтовытаскивали из леса огромный ствол вековой сосны.

— Кто-то строится...

— Вряд ли селянин, — согласился Олег. — Ему хатки ставятпопроще...

Колоксай поморщился:

— Если я каждому холопу будет ставить терем, то мое царствобыстро пойдет прахом.

— Прахом ли?

— Прахом, — отрубил Колоксай.

Впереди открылся на возвышении град, такой радостный, чтодаже у хмурого Олега посветлело на душе. Новенький, словно игрушечный, онблистал стенами теремов и городских стен из свежеошкуренных бревен, крышисловно из чистого злата, покрытые ровными, любовно подогнанными плашками изгонты, даже отсюда видны затейливые коньки на крышах, изукрашенные ставни,наличники. Даже сараи и конюшни поставлены так, словно человек не раз ещевозвращался к ним, что-то подделывал, украшал, поправлял, превращая простойхлев в место для посиделок.

Колоксай смотрел равнодушно:

— У тебя есть какая-то цель? Или же скитаемся просто так?

— Цель есть, — ответил Олег, — но к ней на коне не подъедешь.

— А на козе?

— Смотря что назвать козой.

За городской стеной паслись огромные стада, таких тучныхкоров Олег еще не встречал. Вымя каждой почти волочилось по земле, а дальшеберег был белым от гусиного стада, шумного, но по-барски ленивого, разнеженного.Немногие еще плавали, другие же степенно выбирались на берег, гоготали и топалив сторону городских врат.

Колоксай мазнул спокойным взором, конь под ним пыталсяповернуть на дорожку, что вела в град, но властная рука хозяина направила мимо.

Когда они ехали почти под городской стеной, сверхузакричали, голоса были радостными. Колоксай помахал в ответ, но глаза смотрелипрямо перед собой.

Они миновали врата, когда там заскрипело, вскоре послышалсястук копыт. Колоксай ехал, погруженный в свои думы, оглянулся Олег.

Их догоняла на красивой гнедой лошади молодая девушка. Еезолотые волосы растрепались по ветру, только на лбу их прижимала голубая лента.Ветер теребил конскую гриву, всадница пригнулась, лошадь неслась легко, копытабрезговали землей, тонкие мускулистые ноги красиво месили воздух.