Иногда слышал стук топора по дереву, однажды даже видел, какдалекая вершинка дерева затряслась, затем с шумом и треском дерево упало, ломаяветви соседок. Вовремя понял, что просто-напросто ветер свалил сушняк. Люди жеграбят лес вблизи города. Вглубь забираться и лень, и страшно.

Однажды он сидел на пне, мыслил, опустив голову, что-тоотвлекало, наконец понял, что вокруг стоит неумолчный стук копыт. Вздрогнув, онвскинул голову. На него падали тени десятка рослых коней, всадники в железе, ана одном могучем коне высился крупный человек с красным от ярости лицом. Олегнепонимающе смотрел, потом в уши внезапно прорезался вопль, и Олег сообразил,что человек уже давно орет, почти визжит, стараясь обратить на себя внимание:

— ...Великому и могучему! А что он велит... ему...царство... надо!

Слух окончательно вернулся к Олегу, он медленно встал,подвигал занемевшим телом. Суставы трещали, как у древнего старика, а кровьзастыла, будто он превратился в лягушку, попавшую на льдину. Мышцы покалывало,он ухитрился отсидеть себя всего. Кровь пробивалась по телу с трудом. Он смутноудивился, сколько же так просидел в тупом бессмыслии. Или это свойствомудрецов, или же, что вернее, его мозги от непосильной тяжести впали воцепенение, как замирает жук-притворяшка при виде чудовищно огромного человека.

Всадник на коне разъяренно гаркнул:

— Взять его!.. Не хочет — силой доставим!

Крепкие руки с готовностью ухватили Олега за плечи, сжалируки. Он не противился, его отнесли к коню. Низкорослый гридень спросил снасмешливой благожелательностью:

— В седло или поперек седла?

Олег проговорил медленно:

— В седло...

Губы его двигались рывками, словно он не только молчал сотнилет, но и не ел столько же. Конь под ним беспокойно задергался, но гриднипридерживали с двух сторон, кто за узду, кто за гриву, Олег чувствовал цепкиеруки даже на сапогах.

Старший, с перстнем воеводы, рявкнул:

— Так поедешь добром аль надобно связать?

— Куда меня везете? — спросил Олег.

— К самому кагану, — ответил воевода гордо. Поправился: — Кнашему ксаю. Царю, как его кличет местный народец.

Коней пустили шагом, а потом, убедившись, что парень вволчьей шкуре в седле все еще держится, понеслись галопом. Гридни опекаливолхва со всех сторон, он постепенно перестал их замечать, отдавшись думам, чтоиз-за грохота копыт, тряски и криков молодых здоровых мужчин тоже стали изплавно мудрых странно горячечными, злыми, и вот он уже несется не то наогненном коне, не то на страшном Змее, крушит и повергает тех, кто не понимаетего мыслей, не внимает желаниям, что-то вякает и противится, тварь несчастная,всех вас давить и топтать, бегают всякие, зачем и живут, он им счастья желает,а они все обратно в грязь, да размазать их по стенам, да изничтожить...

Он шумно вздохнул, медленно возвращаясь в этот мир. Кони ужезамедляли бег, впереди разрасталась в стороны и ввысь стена из толстых бревен.Над воротами с обеих сторон высокие башни, видны головы лучников, а створкиворот раздвигаются с неспешностью сытой перловицы, всадников явно заметилииздалека и опознали.

В ворота въехали по четверо в ряд, явно гордясь мощью ивеличием города. Середина двора, как заметил Олег, из бревен, плотноподогнанных одно к другому, по сторонам утоптанная земля, грязь и лужи возлеколодца, но сам дворец огромен, стены высоки, шапка упадет, а двери едва лименьше чем городские врата.

Стражи горделиво ступали по широким плитам, дикарщики сумелиободрать камень ровно, красный гранит под подошвами поблескивает таинственнымиискорками, что выпрыгивают из глубины толстых плит.

На него поглядывали в ожидании, что ахнет и растеряется втаком великолепии, но Олег то ли потому, что успел повидать дворцы и покраше,хотя вроде бы только-только вышел из Леса, то ли слишком занят своими нелегкимимыслями, но воспринимал весь дворец и его людей как сотканные из сырого речноготумана, что растворяется при солнечном свете, а останется лишь то, что онпридумает, потому думать надо так, чтобы голова от думанья раскалилась, чтобыдым из ушей, ибо если не эти люди, то их дети должны жить счастливо...

Он вздрогнул, когда за плечо ухватила грубая рука:

— Очнись, волхв!.. Ты перед великим князем!.. Тьфу, матьего, великим царем!

Он стоял на толстом ковре, ноги утопали по щиколотку вмягком. Вокруг высокие стены, под стенами почтительно замерли ярко одетые люди,а прямо перед ним на высоком троне сидит молодой мужчина в рубашке с открытымворотом, темных портках из кожи, охотничьих сапогах. Золотые волосы на плечах,глаза синие, он странно напомнил кого-то. Сердце Олега екнуло, он в удивлениираскрыл глаза.

Похоже, это истолковали иначе, приближенные за трономзаулыбались, а князь с явным сомнением оглядел могучую фигуру мудреца. Мудромубольше пристал сгорбленный вид и худое изможденное лицо с горящим взором, а уэтого напротив: лицо как из темной меди, а глаза потухшие, словно огонь где-тоглубоко внутри.

На миг почудилось, что облик этого человека смутно знаком,где-то уже видел эти красные, как пламя вечернего костра, волосы, странные зеленыеглаза, эти руки, что вот-вот подхватят его и метнут высоко в воздух...

Князь Коло, которого в этих краях угодливо звали Колоксаем,царем Коло, со смутным раздражением смотрел на высокую фигуру молодого мужчины,которому бы в доспехах и с мечом в руке впереди конницы...

— Мне все известно от Миротверда, — сказал он резко, — тысумел совершить то, чего никто не мог за три... или больше сотни лет.

Олег пожал плечами:

— Если ты о сокровище, то это было просто. Каждый бы понял,если бы хоть на миг задумался.

— Ишь чего восхотел!.. Ладно, я буду выглядетьнеблагодарным, если отпущу тебя без награды. Говори, что ты хочешь?

Он откинулся на спинку кресла, ждал. Олег раскрыл и закрылрот. На миг возникла безумная мысль сказать все, к чему стремится, чегодобивается, и тогда этот могучий правитель, сын богини Даны и дударя, сразуже...

Челюсти стиснулись так, что заломило в висках. Он разомкнулгубы, чувствуя, как голос от горечи стал хриплым и тяжелым:

— Спасибо. Мне ничего не нужно.

Придворные зашумели, а Колоксай слегка наклонился вперед.Его злые глаза буравили человека в волчьей шкуре, Олег чувствовал, как начинаеттлеть шерсть.

— Не нужно? Или ты хочешь сказать, что я ничего не могу тебедать?

Не дурак, мелькнуло в голове, понимает... А вслух ответил:

— Это не я сказал, а ты. А теперь позволь мне уйти.